Ракеты стартовали всегда на восток - на Луну и на Немезиду одинаково.

Начало пути было знакомо Хоменко, как выезд из дачи на шоссе. Указывая на

бесформенные серые и белые пятна, он уверенно называл заливы, моря,

острова, перешейки, хребты и плоскогорья. Гости удивлялись. Они не

узнавали ничего.

   Их сбивали облака, искажавшие географические очертания, ярко-белые,

словно пятна известки на карте.

   Где-то над Китаем, уже через несколько минут после старта ракета

вступила в ночь. Задний экран потух, стал глухо-черным. А на переднем

блистали звезды.

   Среди них без труда можно было отыскать Немезиду. Она находилась все

еще в поясе астероидов и выглядела не ярче, чем Марс.

   Потом на заднем экране показался свет, и в круглую раму его вписался

громадный серп. Но это была не Луна, а наша Земля. Серп в отличие от

лунного был разноцветный - с розовой дымкой на грани дня и ночи, со

стальными морями, голубоватыми лесами и ярко-белыми снегами на одном из

рогов.

   В дальнейшем зрелище стало менее интересным. На переднем экране

сверкали все те же звезды, на заднем виднелись два серпа - земной и

лунный, как бы две буквы "С" - заглавная и строчная. Маленькое "С"

двигалось проворнее, обгоняя большое. Оба постепенно уменьшались,

превращались в яркую двойную звезду.

   Глядеть на двойную звезду сзади и одинокую впереди было неинтересно. И

гости и сам Хоменко посещали башню только раз в сутки, не чаще, чтобы

удостовериться, что ракета не отклонилась от рассчитанной трассы.

   Так продолжалось вплоть до решающего дня 3 июня.

   Хоменко приехал на башню часа в четыре утра. В этот час обычно на

московских улицах светло и пустынно. Город кажется покинутым. Но сегодня

во всех окнах виднелись головы, на тротуарах и мостовых стояли группы

людей и все смотрели в одну сторону, на запад, где висела непривычно яркая

звезда.

   Лифт вознес Хоменко над Москвой. В телевизионном кабинете было тесно.

Перед каждой панелью, перед каждым экраном сидели наблюдатели: кто с

блокнотом, кто с киноаппаратом. Деловитый Лобанов подошел к Хоменко,

крепко встряхнул ему руку.

   - Я попрошу вас распоряжаться сегодня, - сказал Хоменко. - Старайтесь

не отрывать меня от экрана. У меня особая задача - понять природу

Немезиды. И не забывайте, что за минуту до встречи я могу отменить взрыв.

   - Лучше минут за пять, - уточнил Лобанов. - Ведь наша радиограмма будет

идти тридцать секунд, а нам нужно еще развернуться, набрать скорость,

преодолеть тяготение.

   Хоменко занял место перед специальным третьим экраном. Он был связан с

телескопом, стоящим на ракете. На этом экране Немезида выглядела, как

полная Луна. На обсерваториях Немезида получалась крупнее, но беспокойная

земная атмосфера смазывала детали, превращала диск в волнующееся

отражение. Ракета же летела в безвоздушном пространстве, ее передатчик

давал подробности с безупречной четкостью.

   На темном экваториальном поясе Хоменко разглядел черные крапинки,

которые располагались рядами. Вулканы? Что же это за вулканы, возникающие

в шахматном порядке?

   Сероватые пятна были замечены астрономами уже месяц тому назад. По

традиции, их назвали морями, хотя всем понятно было, что в этих морях, как

в лунных и марсианских, нет воды. Астрономы многих стран нанесли моря на

карты, поторопились дать им имена. Теперь Хоменко мог бы при желании

уточнить карту, обогатить ее множеством заливов и бухт. Но что это давало?

Не очертания пятен, а их природа была важна.