Ничем непримечательное селение, каких в Империи много – разномастные ряды домов, мельница над рекой, – дышало покоем. Полуденное солнце ласково блестело на крышах, отражалось от воды. Небольшая часовня с тонкими шпилями башенок с высоты казалась игрушечной. У дороги, что серой лентой разрезала вспаханные поля и уходила к югу, темнела кузня. Заросли рябин окружали ее цветущей стеной. Мирная картина… Если бы знакомое веяние Силы не предвещало беду.

«Они были здесь, – уверенно сказал грифон. – Но сейчас их нет».

«Спускайся, Ветер. Осторожно».

Ветер безмолвной тенью устремился к селению. Кар оглядывал каждый дом, ища признаки жизни – тщетно. Не брели с полей усталые мужчины, не стрекотали у реки обремененные кувшинами девицы, не резвились на солнце беспечные дети. Не вились над крышами струйки дыма, и мерные удары кузнечного молота не оглашали округу. Лишь собачий лай да голодные крики запертого скота нарушали тишину.

Собаки взлаяли громче, когда грифон сел на гладкую от бесчисленных следов ног, копыт и колес дорогу. Кар соскользнул с его спины.

«Подожди меня, – попросил он, – я должен увидеть».

Ветер промолчал – верный знак, что опасаться нечего. Толкнув ногой запертую калитку, так, что щеколда слетела и закачалась на одном гвозде, Кар вошел во двор ближайшего дома.

Лохматый щенок зашелся лаем. Цепь, едва ли не толще самой собаки, натянулась, удерживая грозного стража от нападения.

– Успокойся, – произнес Кар, чуть коснувшись его магией.

Щенок затих. Кар миновал его, исходящего тоской и страхом перед неведомым. Прошел к дому.

Хозяева были там. Кар ощущал их с улицы и увидел, войдя, мужчину и женщину, полуодетых, с бессмысленными лицами, рядом на постели пару мальчишек-близнецов лет четырех, младенца у женской груди. Старика в углу на лавке. Все живые или, по крайней мере, дышащие, но разума в них осталось не больше, чем в холодной печи или расставленных вдоль стен ларях.

Отстраненно, как истинный маг, Кар вгляделся в опустевшие души. Заклятие, связавшее их, по форме и по сути отличалась от тех, что применялись обыкновенно к рабам – так работа камнетеса разнится с искусством ювелира. Серая хмарь, без той радостной покорности, с какой Раката отдавала Кару свое тело, без спокойствия, охватившего Тагрию. Если маги вернутся, скованные заклятием выполнят любой их приказ; потом опять замрут, как безвольные тряпичные куклы, до нового волеизъявления господ.

– Слушай меня, – произнес Кар, наклоняясь и глядя в пустые глаза женщины. – Ты сейчас встанешь. Накормишь детей, мужа и старика. Поешь сама. Ты меня понимаешь?

Даже проблеска разума не мелькнуло в ее глазах, но женщина – или, скорее, девушка, чья красота угасла прежде молодости, послушно встала. Движения ее были размеренны и неторопливы, когда скованная заклятием принялась выполнять волю мага.

Минуту Кар смотрел, мучимый жалостью и виной. Затем развернулся и покинул душные стены крестьянского дома.

Щенок тихо скулил, дрожа всем телом. Кар расстегнул на нем ошейник.

– Беги, дружок. Пришло время заботиться о себе самому.

И ушел, оставив пса одиноко сидеть перед хозяйской дверью.

Освободить одного, двух, полсотни, пока не иссякнет Сила – и потерять даже слабую надежду победить Сильнейшего? Нет.