Он был при полном параде – в крахмальной рубашке, с черной «бабочкой» на тонкой шее, только вместо пиджака на нем была синяя стеганая куртка с атласными обшлагами и отворотами.

– Во сколько начинается ваш рабочий день? – поинтересовался я.

– В семь тридцать.

– А заканчивается?

– Если нет никаких мероприятий, примерно к полуночи.

– Я начинаю с оптимизмом смотреть в будущее России.

Он снова тоненько, как бы кудахтая, засмеялся и уселся в кресло против меня, вытянув далеко в сторону длинные журавлиные ноги в узких черных брюках и переплетя их, как жгуты каната. Во всяком случае, казалось, что при желании он мог бы их таким образом переплести.

– Будем говорить здесь. Кабинет прослушивается и просматривается видеокамерами, постоянно идет запись. А здесь можно говорить свободно.

– Прослушивается и просматривается? – удивился я. – Зачем?

– Чтобы можно было проанализировать переговоры. Из слов воспринимается не больше пятнадцати процентов информации. Все остальное – тональность, мимика, жесты. Этим и занимаются мои психологи. Вас, вероятно, удивило, почему я принял вас в такое время? Теперь вы понимаете почему.

– Это меня не удивило, – возразил я. – Меня удивило другое: что вы меня вообще приняли.

– Считайте, что таким образом я выразил уважение вам и вашим друзьям. Я уважаю профессионалов. И не хочу отрезать себе возможности при нужде еще раз обратиться к вам. Но времени у меня действительно мало. Поэтому к делу. Мне известно, с какими трудностями вам пришлось столкнуться при выполнении моего поручения. Круто, Сергей Сергеевич. Но я уверен, что другого выхода у вас не было. И вы вправе потребовать от меня увеличения вашего гонорара. На сколько?

– Ни на сколько. У нас не было никаких трудностей.

– Ну будет вам, будет, сударь! Не скромничайте!

– У нас не было никаких трудностей, – повторил я.

Сощурившись и привздернув губу, отчего его левый ус по‑пиратски заторчал, он испытующе на меня посмотрел.

– Вы хотите сказать...

– Я не хочу сказать ничего, – перебил я. – Только то, что сказал. Нам не за что требовать увеличения гонорара.

– Это интересно. Это очень, очень и очень интересно. Мне сообщили, что мурманские следователи установили, что причиной смерти двух бандитов был инфаркт. Вы не могли бы разъяснить мне эту загадку?

– Нет. Мы не имеем к этому ни малейшего отношения.

– Зачем же вы просили о встрече?

– Хочу вам кое‑что показать.

Я извлек из кейса старую папку. В ней были протоколы заседания военного трибунала, который состоялся 16 декабря 1984 года в Кандагаре. Буров взглянул на обложку, быстро просмотрел первые страницы.

Я посоветовал:

– Начните с конца.

Он внимательно прочитал приговор трибунала.

– Неслабо! Откуда это у вас?

– Господин Мамаев поручил нам собрать о Калмыкове всю информацию, какая только возможна. По ходу дела мы наткнулись на эти документы.

– Почему вы принесли их не ему, а мне?

– Он не заплатил за работу.

– Не заплатил за работу? – недоверчиво переспросил Буров. – Не заплатил за эти документы? Не понимаю.

– Он не знал про эти документы.

– Сколько?

– Двадцать тысяч долларов.

– Я даю вам тридцать.

– Нет, – сказал я. – Я хочу получить за них не деньги.

– Что?

– Информацию.

– Какую?

– Игорь Сергеевич, прошу извинить, – раздался голос референта.