Эрике кивнул и сказал:

– Мне тоже это было интересно, но не настолько. Я тоже переместился по временной оси, решив, что его так же просто взять в самом конце, как и в самом начале. Так тебе действительно удалось узнать, что здесь происходит и почему он умотал вместе с сингулярностью и открыл эту свою психолавку?

Я покачал головой:

– Я все еще не уверен. А о твоем участии я узнал, когда уже путешествовал во времени, и постарался предпринять кое‑какие меры, чтобы ускользнуть от тебя. Я еще не решил, какую роль мне следует сыграть в этом деле.

– А почему Пранди тебя не узнала? – спросила Глория.

– Ну, я, во‑первых, отрастил бороду и усы, а во‑вторых, немного прибавил в весе. Но главным образом потому, что мое новое «я», как я и рассчитывал, обеспечило мне совершенно иную повадку, иные манеры. Впрочем, не уверен, что это вообще имело какое‑то значение… Она же, кроме Адама, никого просто не замечает!

– Я вижу, тебе пришлось немало поработать! – усмехнулся Эрике. – И ты еще говоришь, что само участие в этом деле тебе неинтересно?

– Мне было бы куда интереснее понять мотивы, которыми руководствовался Адам.

– Если ты сейчас этого не понимаешь, то вряд ли вообще когда‑нибудь поймешь. ~ сказал он. – Он вряд ли станет что‑нибудь нам передавать, да это, собственно, и неважно. Я не вижу особой необходимости действовать дальше и закрываю охоту. «Шкатулка Шредингера» вот‑вот будет открыта. Так тебя интересует вознаграждение или нет?

– А в чем бы это выразилось?

– В обычном вознаграждении, которое всегда получает нашедший, – да и то лишь потому, что ты все это время за ним следил. Ну, и еще, возможно, ты получил бы небольшую премию за то, что подготовил его для меня – хоть я тебя об этом и не просил.

– Нет уж, спасибо, – сказал я. – Я просто хочу посмотреть, чем все это обернется.

– Да все уже кончено, – сказал он. – И смотреть тут больше не на что.

Я стряхнул с себя грязь, потянулся и сказал:

– А я пока в этом не уверен.

– Разве что‑то еще осталось?

– Тридцатая «Canto» Эзры Паунда note 39.

– Что это?

– Одно стихотворение, которое произвело на меня чрезвычайно сильное впечатление, когда я учился в колледже. Я целыми днями о нем думал. Даже отправился в библиотеку читать работу Шиллера «О наивной и сентиментальной поэзии» note 40. В те времена я еще не понимал, почему это на меня так подействовало. Теперь, разумеется, понимаю. Ты отправишь Адама назад, и, хоть он и «божественный», его все равно собираются убить, верно?

Эрике кивнул и сказал:

– Ну и что? Он же прекрасно знал, на что идет, когда это делал!

– Я понимаю. Но мне теперь разонравилось убивать. И я решил не отдавать его.

– Ты же Охотник! Такие, как мы, не должны задумываться, любят они убивать или не любят. Мы просто должны это делать, когда пробьет наш час.

– Но я вполне могу это делать, когда нужно! И охота мне по‑прежнему нравится. Не меньше, чем прежде. Просто временно я с удовольствием выполнял бы функции обычного сыщика.

Эрике покачал головой:

– Да делай ты что хочешь! Все равно в ближайшее время вылетишь оттуда. А я между тем намерен во что бы то ни стало скрутить этого человека‑кота и отправить его вместе со всей его распроклятой лавочкой обратно – к самому концу времен.

В два прыжка я оказался между ним и Адамом. Эрике так и уставился на меня.