- Мне триста? - вдруг поверил Митя, забыв даже о дурноте. - А чего же Светлана ничего не...

Он сейчас вспоминал то, что предшествовало виселице.

- Я долго болел и пил воду, настоенную на болотной ягоде. А когда выздоровел меня повесили... Я был такой еще маленький, что палач держал меня на руках, как мамка...

- А меня взяли на эксперименты, после того как я переболел тифом на этой вот великой стройке. - заговорил о своем человек-тень. - До Кирпичева был тут начальником орденоносный академик Тришин. Тришин уверен был, что мафусаилы существуют, что дескать одного такого, по имени Еруслан, он лично хлопнул в Гражданскую, а тот ожил и ушел. Тришин искал-искал и все-таки нашел еще одного бессмертного по имени Девлет. И вот стали делать переливания крови от Девлета ко мне. Тришин решил вызвать у меня бессмертие, а потом разработанный метод применить к товарищу Сталину.

- Мне можно встать? - спросил Митя, почувствовав, что незнамо откуда подтекают силы.

- Нет, полежи еще, послушай. - распорядился старец. - Социализм, если тебе еще неведомо, это, в первую очередь исполнительская вертикаль, если точнее пирамида. Чтобы ничего не посыпалось, тот, который сидит на верхушке вертикали, должен жить долго, еще лучше вечно. Оттого, что у нас все вожди были хлипкие, социализм так и не удалось выстроить до конца. Девлет-то не оправдал надежд, дефективный оказался, в кому впал, пришлось его заморозить на неопределенное время. Эксперименты на мне тоже прекратились. Товарищ Сталин безвременно почил, товарищ Брежнев тоже, исполнительская вертикаль полностью и окончательно рассыпалась... Но теперь все наладится, ты качественнее Девлета, я буду брать твою кровь и твое бессмертие перейдет ко мне.

Выслушав этот пассаж, Митя резко ухватился за дуло ружья и оттолкнувшись от пола локтями, обезоружил старика.

- Все, дедушка, отвоевался. Как не вертись, а в могилку ложись.

- Значит, ты так. - ласково улыбнулся Маленкович. - А мы сяк.

Старец распахнул дверь еще одного холодильника и Митя увидел огромное тело, лежащее как будто в неглубокой ванне, прикрытое полиэтиленом и забросанное кусками сильно дымящегося сухого льда.

Тело вдруг вздрогнуло, потом еще раз и... стало подниматься из углекислотного тумана.

- Да я уже поднял температуру с минус двадцати до нуля. - объяснил Маленкович. - Но, в принципе, он уже и сам собрался вставать...

Полиэтилен и сухой лед упали со встающего тела. Перед Митей оказался мужчина центральноазиатской наружности, с невероятной мускулатурой, придающей ему вид совершенно доисторический, с зеленоватой словно граненой кожей, с инеем на длинных редких волосах, похожих на перья, однако в советских "семейных" трусах образца тридцатых годов.

- Будьте знакомы, Девлет, монгольский богатырь, аскер из рода таджиут, родич Чингиса... - зазвенел радостный голос Маленковича. Побей его, Девлетушка, но не насмерть, он нам обоим пригодится.

Митя выстрелил, но промахнулся. Может, из-за тумана, или оттого, что так и не решился убить диковинного человека. Но в следующее мгновение ружье было выбито из его рук, а сам он брошен на стену. Всколыхнуло болью и сломанную конечность, и разбитый затылок.

Девлет надвигался на него и поднимал ногу. Чтобы побить или чтобы раздавить? Что там творится в сумрачной полуразмороженной голове древнего воина? И как найти силы к сопротивлению...

Монгольский воин опустил ногу, однако же на пол, и полуобернулся налево.

- Ты полежи, Митя, - сказал внезапно появившийся Еруслан, - я с этим батыром сам управлюсь... Кажись, знаком он мне.

Батыр зарычал, а может и сказал что-то непонятно оскорбительное, и решительно двинулся к раненому витязю.

В руке у Еруслана появился меч, Девлет-батыр сорвал со стены пожарный топор.