|
— Хочу быть обычным парнем, мне же всего тринадцать… Хочу, чтобы меня любила Мира… не боялась, не считала убийцей, просто любила… Никто не ответил ему, но он знал, что где-то в непредставимой межзвездной дали его таинственный покровитель, которого Черная Фатима считала воплощением самой Смерти, внимательно прислушивается к его шепоту. Прислушивается и усмехается уголками губ. Если у него, конечно, есть губы. К ужину Ардиан едва притронулся, о чем потом не раз пожалел. Потому что на следующее утро за ним пришли. Их было трое — двое рядовых и один офицер с нашивками лейтенанта. Офицера Хачкай узнал — это был блондин из команды полковника Фаулера. Кажется, его звали Рэнкин. За его спиной суетился растерянный врач, похожий на сытого кота. — Ардиан Хачкай, — произнес Рэнкин неприятным, ломким, как тонкая жесть, голосом. Ардиан не сразу сообразил, что уже слышал его однажды — в телефонной трубке, когда говорил в саду виллы Скандербега с фальшивым «майором Шараби». — Одевайся. Пойдешь с нами. — Господа, вас, должно быть, не предупредили, но мальчик еще не совсем здоров! — торопливо проговорил врач. — По личному распоряжению капитана Монтойи… — Я действую по приказу командующего, — отрезал Рэнкин. — Дискуссия прекращается. Ардиан молча встал с кровати. Оделся под пристальными взглядами Рэнкина и его людей. Голова еще кружилась, но уже не так сильно. Во всяком случае, на ногах он держался почти уверенно. — Позвольте хотя бы снабдить его лекарствами! Курс рассчитан на неделю, а мальчик пробыл у нас только четыре дня…. Рэнкин поморщился. — Ладно, давайте ваши таблетки. Только побыстрее, у нас мало времени. «Куда же девался Луис? — размышлял Хачкай, зашнуровывая кроссовки. — Конечно, его часть стоит в Дурресе, и он не может вечно торчать в Тиране… но кто же тогда принес мне письмо от Миры?» Вспомнив про письмо, он замер и перестал завязывать шнурки, что не укрылось от цепкого взгляда Рэнкина. — Эй, Хачкай, пошевеливайся! — прикрикнул он. — Будешь возиться — вообще босиком пойдешь. Ардиан повернулся к нему спиной, по возможности загородив от взглядов солдат подушку. Вытащил из-под нее сложенный вчетверо тонкий листок бумаги, исписанный аккуратным почерком Миры, и спрятал его в карман рубашки. — Я готов, — проговорил он, не глядя на лейтенанта. — Дальше что? — Подойди, — велел Рэнкин, протягивая ему открытую ладонь. — То, что у тебя в кармане. Дай сюда. «Еще чего, — подумал Ардиан, — Обойдешься, урод бесцветный…» Вслух он сказал: Это моя личная вещь. Вас не касается. — Ошибаешься, — возразил Рэнкин. — Нас касается все. Он обернулся и сделал знак своим спутникам. Те шагнули вперед и крепко взяли Ардиана за локти. — Итак, что там у нас? — пробормотал Рэнкин, двумя пальцами извлекая из кармана его рубашки письмо Миры. — Записка. На албанском. Тебе повезло, что я плохо читаю на вашем попугайском языке, Хачкай, Может, вы мне поможете? — С этими словами он повернул голову к расстроенному врачу. Ардиан изо всех сил ударил его ногой в колено. Лейтенант взвыл и выронил листок — тот медленно спланировал на пол, как маленькая бумажная птица. |
