— Господин Ардашев, простите, — вмешался смотритель, — этот склеп давно заброшен, а замок покрыт ржавчиной. И Арво никогда не просил у меня от него ключ. Мы знаем его много лет. Ещё мальчиком он начал петь в церковном хоре.

— Вот именно! — с недовольной минной поддержал кистера полицейский. — С чего вы взяли, что алтарь спрятан в склепе?

— Вы правы. Замок ржавый, — кивнул Клим Пантелеевич, — но только снаружи. А внутри механизм смазан машинным маслом. Вчера я заметил несколько масляных капелек под ним. К тому же, на траве у дверей остались следы не только обуви, но и открывания двух створок входных дверей.

Ардашев повернулся к кантору и сказал:

— Ваша вина в предумышленном смертоубийстве дипломата Минора будет доказана прямой уликой — частью сапожного деревянного гвоздика, найденного в угнанном «Ситроене», которая образует единое целое со второй его частью вместе со второй частью, оставшейся в вашем каблуке. Причастность к убийству Тайво Линна поможет доказать графологическая экспертиза вашего почерка и текста карандашной записки, найденной в кармане покойного слесаря. Третье смертоубийство, совершённое в этом храме, тоже имеет доказательство. Им являются порезы на пальцах левой руки, которые вы так усердно пытаетесь от нас прятать. Их вы получили от новой тетивы, установленной на арбалете, потому что старая пришла в негодность. Натягивая её, вы и поранили внутреннюю часть пальцев. Вероятно, вам было невдомёк, что для этой цели в Средние века пользовались специальным механизмом, или рукавицей из грубой кожи. Но есть и косвенные доказательства вашей вины. Например, как следует из сведений в протоколе вашего допроса в качестве свидетеля, на недавней войне вы служили во фронтовой разведке — об этом вы написали с особой гордостью — и, видимо, ещё там научились владеть переделанным штыком трёхлинейки. Из того же протокола известно, что в настоящий момент вы работаете в автомобильном гараже порта и, вероятно, управляете мотором. А с музыкой вы дружите с детства. С того времени, когда начали петь в церковном хоре. В довершение ко всему, полагаю, что второй ключ от склепа, попавший вам по наследству, находится у вас.

— Ключ! Отдайте ключ! — велел инспектор хористу. — В противном случае, я прикажу вас обыскать.

Арво — долговязый молодой человек с орлиным носом, — безропотно передав полицейскому длинный ключ, проговорил:

— Власти Эстонии должны быть мне благодарны за сохранение золотого алтаря братства Черноголовых.

Кантор поднялся и, оглядев окружающих гордым взглядом, продолжил:

— Да, я потомок погибшего Герта Витте. Так случилось, что мои предки переехали в Швецию и только моя мать, после смерти отца, вернулась в Эстонию. Перед самой смертью она показала мне этот склеп. Я воспитывался в доме призрения малолетних детей при этой церкви. Потом окончил Петровское реальное училище, что у Михайловских ворот. Там меня научили латыни. Когда началась война, меня отправили на фронт. Вернувшись, я снова стал петь в хоре церкви Святого Олафа. Здесь я и познакомился с органистом Карлом Бартелсеном. Он-то мне и поведал о существовании долговой расписки. Я уговаривал Карла простить долг моего предка, но он отказался, сказав, что для этого я должен кое-что для него сделать. Бартелсен поведал мне о замысле похить золотой алтарь Черноголовых и, с помощью русского дипломата Минора, переправить его в Стокгольм.