Если  бы  не  его эгоизм, можно  было  поставить  себя  на  место  Марианны.

Посмотреть на все ее глазами. Как это невыносимо тя-жело! Где ты, любимая? Я

склонился  бы перед тобою, попросил бы прощения. Но что ей до этого?  Ему  -

стремление  в бес-предельность,  а  ей  - прощание  и пустота. Да,  ведь она

хоронит его! Как он не поду-мал об этом раньше! Она провожает его навсегда!

     Надо идти  к людям. Быть может, это  даст забытье.  Забытье! Только оно

нужно сейчас Георгию...

     Мимо  проплывал  открытый  вертолет-ав-томат.  Георгий  остановил  его,

взбежал по откидной лестничке и бросился на мягкие подушки сиденья.

     Запел  ветер, облака из далекой синевы летели навстречу. Ажурные купола

Космограда уходили вниз, в волнах моря свер-кали искры солнца, падающего  за

багро-вый горизонт...

     Прощание

     Космодром  находился в  пятнадцати  километрах от города. Оттуда должен

стар-товать звездолет "Разум".  Семнадцать лет назад среди  степных курганов

заложили первые камни фундамента гигантского  цеха.  По вечерам  было  видно

далеко в степи,  как  странное сооружение  сияет,  свер-кает  огнями сварки.

Семнадцать  лет  шла  напряженная  работа  многих  тысяч ученых,  инженеров,

рабочих. И вот под сводами цеха вырос необычный аппарат, о котором заговорил

весь мир.

     Звездолет  подвергли испытанию в пре-делах  солнечной системы. А теперь

"Ра-зум" готовился к старту в безвестные дали Вселенной - в иную Галактику.

     Многотысячные толпы людей осаждали  ограду, теряя всякую выдержку. Всем

хо-телось попасть на поле космодрома, где возвышался звездолет, сверкавший в

лучах солнца  белыми  спиралями.  Но  за  ограду  не  пускали  никого,  даже

родственников улетавших и представителей Мирового Со-вета Народов.

     Не  было  пышных  речей,  патетических  слов.   Говорили  переполненные

радостью и печалью сердца, любящие взгляды, креп-кие рукопожатия.

     Недалеко  от  звездолета  стояли  девять  космонавтов.  Девять  молодых

ученых, доб-ровольно уходящих от солнца, от цветов,  от любимых, во тьму,  в

неведанное  ради  торжества знания.  Георгий,  поглядывая  на друзей, боялся

увидеть  на их лицах тень страха или сомнений. Нет! Они спокойны и уверенны.

Была, конечно, внутренняя борьба, были колебания,  было страдание, как  и  у

него, но победило высшее - чув-ство долга!

     Началось прощание. Мать Джон-Эя, сухонькая старушка, прижалась к своему

единственному  сыну,  словно  желая  удер-жать  его  при  себе навсегда.  Не

увидятся они  больше,  никогда уж  не  заглянет  мать в суровые глаза своего

Джон-Эя.  И  смот-рит она  на  него так, словно  провожает в  могилу. Сердце

материнское не хочет по-нять, что это прощание - ради  других, далеких, тех,

которые идут из небытия в ясный, построенный их предками мир.

     Орамил и Тавриндил,  весело  шутя, про-щаются с возлюбленными своими, с

сест-рами,  друзьями.