-  Как ты можешь любить меня? - спросил он.

    -  Не знаю, - прошептала она. - Удивительное чувство. Противостоять ему я не в силах. Я долго лежала здесь в колодках. И о многом передумала.

    -  Завтра, - бросил Турнус, - тебе придется гораздо меньше думать и больше работать.

    -  Много лет назад я любила тебя, но как свободная женщина. Потом, довольно долго, не любила, презирала даже. И теперь, через столько лет, снова испытываю это чувство, только теперь это стыдная, беспомощная любовь невольницы к хозяину.

    -  Утром тебя высекут, - отчеканил Турнус.

    -  Да, хозяин. - Она подняла на него глаза. - Ты сильный. И властный. Стал ли ты окружным головой, нет ли - ты великий человек. Мне застила глаза моя свобода. Я перестала замечать твою мужественность, не понимала, чего ты стоишь. И интересовал меня не ты сам по себе, а то, чем ты мог бы стать, чтобы меня возвысить. Для меня ты был не человеком, а средством потешить свое тщеславие. Жаль, что я, твоя подруга, не умела радоваться тебе самому, не умела ценить в тебе человека. Жаль, что только и думала о том, кем ты мог бы стать. Никогда не знала тебя по-настоящему. Видела лишь образ, что сама выдумала. Ни разу не попыталась взглянуть на тебя открытыми глазами. А попыталась бы - может, увидела бы тебя в истинном свете..

    -  Ты всегда отличалась недюжинным умом, - заметил Турнус.

    В ее глазах стояли слезы.

    -  Я люблю тебя, - проговорила она.

    -  Я отдаю тебя селу. Будешь общинной рабыней, - сообщил он.

    -  Да, хозяин.

    -  На ночь тебя будут запирать в клетку для едина. Есть будешь что подадут. Станешь прислуживать в хижинах, в каждой по очереди.

    -  Да, хозяин.

    Он все смотрел на нее.

    -  Можно говорить? - спросила она.

    -  Да.

    -  Нельзя ли, хотя бы иногда, мне служить и моему хозяину?

    -  Может быть, - уже отворачиваясь, бросил Турнус.

    -  Прошу тебя, хозяин!

    Он повернулся. Взглянул ей в глаза.

    -  Прошу тебя, возьми свою рабыню.

    -  Давненько ты не просила меня о близости, - не сводя с нее глаз, сказал Турнус.

    -  Умоляю, хозяин, - прошептала она, всем телом приподнимаясь над балками. - Умоляю!

    Мы отвернулись. Турнус торопливо и грубо овладел распятой на дыбе рабыней.

    Кончил. Обессиленная, она едва переводила дух.

    -  О, хозяин! - вскрикнула она и еще раз, чуть слышно: - Хозяин…

    -  Молчи, рабыня, - приказал Турнус.

    -  Да, хозяин. - И женщина в ошейнике смолкла.

    Никогда, наверно, Турнус не обнимал ее так властно, с такой безудержной силой. Конечно, много лет назад он любил ее, свободную женщину, бережно и нежно. Но той неукротимой, необузданной похоти, что рождает в мужчине беспомощно распростертое тело рабыни, ей, верно, доныне изведать не доводилось. Так ею не обладали никогда. Раздавленная, испуганная, ошеломленная, в благоговейном ужасе следила она глазами за Турнусом. Я видела: ей хочется окликнуть его, молить, чтобы вернулся. Но она не смела. Ее ждет кара. Завтра утром времени хватит - высекут ее основательно.

    Между тем Турнус одернул тунику.