-  Не надо! Не надо, прошу, хозяин! - кричала я, не смея оторвать от головы руки. Еще секунда - и от боли и беспомощности начну рвать на себе волосы! - Пожалуйста, не надо, хозяин! - Стараясь увернуться от плетки, я корчилась, вертелась под ударами. Он крепко держал меня за шею.

    -  Извивайся, Дина! Извивайся!

    Я исходила криком, умоляя пощадить меня.

    -  Неужто ты и вправду думала, - шипел он, - что нас устроит один тарск прибыли? Думаешь, мы дураки? Купить девку за двадцать и продать за двадцать один? Думаешь, мы тут торговать не умеем, ты, шлюха?

    Я молила о пощаде.

    Но вот, закончив эту показательную порку, он отпустил мою шею. Все еще держа руки закинутыми за голову, потупив взор, я упала перед ним на колени.

    -  Можешь опустить руки!

    Я плача закрыла руками лицо. Стояла перед ним дрожащая, рыдающая, плотно сдвинув колени.

    -  Сорок медных тарсков, - послышалось из рядов, - от «Таверны двух цепей».

    -  «Восхитительные шелка» поднимают до пятидесяти!

    Так меня обмануть! Аукционист подстроил ловушку, застал врасплох! Заставил без наигрыша показать себя во всей красе - и, сама того не желая, я предстала перед толпой во всей своей естественной беспомощности - настоящей рабыней.

    -  «Златые оковы» дают семьдесят!

    Неплохо обстряпал! Сначала выжал из толпы все, что можно, а потом, ошеломляя публику и повергая в смятение рабыню, выставил напоказ самое сокровенное - ранимость, уязвимость, податливость, столь же неотъемлемые ее свойства, как объем груди или окружность талии, и тоже выставленные на продажу. Моя чувствительность тоже входит в цену - как и ум, сноровка и выучка. Горианин покупает всю девушку, целиком, со всеми потрохами, и все в ней должно его устраивать.

    -  Восемьдесят тарсков меди - «Благоуханные путы»! Не может быть!

    -  Горячая, как пата, - хохотнул какой-то мужчина.

    -  Точно, - подхватил другой, - вот бы на нее мой ошейник!

    А я, рыдая, стояла на коленях на рыночном помосте. Ну как было совладать с собой, когда тела коснулась плетка? Нет, не в моих это силах.

    -  «Серебряная клетка» дает восемьдесят пять!

    Я содрогалась от рыданий. Нагая, у всех на виду. Кто больше заплатит - тот и купит. Я знала: здесь продают не просто красавицу - красавица ушла бы и за двадцать один тарск, - нет, на продажу выставлено нечто большее. Красавица рабыня.

    -  «Серебряная клетка» дает восемьдесят пять медных тарсков! - прокричал аукционист. - Кто больше?

    -  «Ошейник с бубенцом», - послышалось из рядов. - Один серебряный тарск!

    В зале воцарилась тишина.

    -  Один серебряный тарск! - провозгласил аукционист. Кажется, доволен.

    Я стояла, поникнув головой. Колени плотно сдвинуты. Чуть подрагивают плечи. В торг вступили кабатчики. О том, что такое быть рабыней, разносящей пату, кое-какое представление у меня уже имелось. Облаченные в шелка, увешанные колокольчиками кабацкие рабыни на Горе хорошо известны. Их предназначение - ублажать клиентов хозяина. Стоимость их услуг входит в цену чаши паги.

    -  «Ошейник с бубенцом» дает один тарск серебра! - выкрикнул аукционист. - Кто больше?

    Взглянув в зал, я содрогнулась. Глаза! Женские глаза из-под покрывал.