|
Больница. Только врачей не хватает. Приезжайте. Он сощурился. - И больше ничего не растет? - Нет, почему же, есть поливное земледелие. Сахарная свекла, кукуруза. На огородах вообще все, что угодно. Только трудиться надо много. С кетменем. На базаре у греков всегда молоко, у курдов баранина, у немцев свинина. А какие живописные базары, вы бы видели! Все в национальных костюмах, приезжают на верблюдах. - Вы - агроном? - Нет. Землеустроитель. - А вообще зачем вы там живете? Костоглотов почесал нос: - Мне там климат очень нравится. - И нет транспорта? - Да почему, хо-одят машины, сколько хотите. - Но зачем все-таки туда поеду я? Она смотрела искоса. За то время, что они болтали, лицо Костоглотова подобрело и помягчело. - Вы? - Он поднял кожу со лба, как бы придумывая тост. - А откуда вы знаете, Зоенька, в какой точке земли вы будете счастливы, в какой - несчастливы? Кто скажет, что знает это о себе? 4 Хирургическим больным, то есть тем, чью опухоль намечено было пресекать операцией, не хватало места в палатах нижнего этажа, и их клали также наверху, вперемежку с "лучевыми", кому назначалось облучение или химия. Поэтому наверху каждое утро шло два обхода: лучевики смотрели своих больных, хирурги - своих. Но четвертого февраля была пятница, операционный день, и хирурги обхода не делали. Доктор же Вера Корнильевна Гангарт, лечащий врач лучевых, после пятиминутки тоже не пошла сразу обходить, а лишь, поравнявшись с дверью мужской палаты, заглянула туда. Доктор Гангарт была невысока и очень стройна - казалось очень стройной оттого, что у нее подчеркнуто узко сходилось в поясном перехвате. Волосы ее, немодно положенные узлом на затылок, были светлее черных, но и темней темно-русых - те, при которых нам предлагают невразумительное слово "шатенка", а сказать бы: чернорусые - между черными и русыми. Ее заметил Ахмаджан и закивал радостно. И Костоглотов успел поднять голову от большой книги и поклониться издали. И она обоим им улыбнулась и подняла палец, как предупреждают детей, чтоб сидели без нее тихо. И тут же, уклоняясь от дверного проема, ушла. Сегодня она должна была обходить палаты не одна, а с заведующей лучевым отделением Людмилой Афанасьевной Донцовой, но Людмилу Афанасьевну вызвал и задерживал Низамутдин Бахрамович, главврач. Только в эти дни своих обходов, раз в неделю, Донцова жертвовала рентгено-диагностикой. Обычно же два первых лучших утренних часа, когда острей всего глаз и яснее ум, она сидела со своим очередным ординатором перед экраном. Она считала это самой сложной частью своей работы и более чем за двадцать лет ее поняла, как дорого обходятся ошибки именно в диагнозе. У нее в отделении было три врача, все молодые женщины, и чтобы опыт каждой из них был равномерен, и ни одна не отставала бы от диагностики, Донцова кругообразно сменяла их, держа по три месяца на первичном амбулаторном приеме, в рентгенодиагностическом кабинете и лечащим врачом в клинике. У доктора Гангарт шел сейчас этот третий период. Самым главным, опасным и наименее исследованным здесь было - следить за верною дозировкой облучения. Не было такой формулы, по которой можно было бы рассчитать интенсивности и дозы облучений, самые смертоносные для каждой опухоли, самые безвредные для остального тела. |
