Но душа отказывалась петь. Я чувствовал себя соловьем, у которого отобрали песню, и вместо весеннего возбуждения почему то накатывала тоска, как у заключенного в камеру одиночку.
Каждое утро я все так же наматывал свои привычные десять двенадцать километров, но вот уже больше двух недель не был в зале и все это время ни разу не видел Сюзан. Поселившись в Лексингтоне, я ни на секунду не удалялся от того или другого Джакомина более, чем на десять метров. А мне было просто необходимо попинать грушу, потягать штангу. Хотелось повидаться с Сюзан. Так что, подъезжая к дому, я не чувствовал ничего, кроме тоски и раздражения от всего этого вынужденного безделья.
Кухонный стол был накрыт на двоих. На нем стояли цветы и два стакана апельсинового сока. Работал электрокофейник. Но Пэтти не было на кухне. Не варились яйца. Не подогревался бекон. Хорошо. Я взял стакан и выпил сок. Пустой стакан положил в посудомойку.
– Это вы? – раздался голос Пэтти из гостиной.
– Да, – отозвался я.
– Зайдите сюда, я хочу посоветоваться с вами кое о чем.
Я зашел в гостиную. Она стояла перед большим окном, выходящим на задний двор, вся в лучах утреннего солнца.
– Ну, как я вам? – томно спросила Пэтти.
На ней был голубой с металлическим отливом пеньюар. Она стояла в позе модели: ступни под прямым углом, колени чуть расслаблены, плечи назад, грудь вперед. Яркость солнечного света и достаточно тонкий материал пеньюара наглядно демонстрировали, что больше на ней ничего не было.
– О, Господи, – вздохнул я.
– Нравится? – игриво спросила Пэтти.
– Розочки в зубах не хватает, – попытался отшутиться я.
– Разве вам не нравится мой халатик? – нахмурилась она и слегка выпятила нижнюю губку. Потом повернулась в пол оборота, слегка расставила ноги и положила руки на бедра. Солнечный свет четко обрисовывал все ее контуры.
– Да. Халат красивый, – выдавил я.
Меня вдруг бросило в жар. Я нервно прокашлялся.
– Не хотите подойти ближе, чтобы получше рассмотреть?
– Мне и отсюда неплохо видно.
– А разве вам не хочется увидеть побольше?
Я отрицательно покачал головой.
Она загадочно улыбнулась и позволила халату распахнуться. Он повис, обрамляя ее обнаженное тело. Голубой цвет прекрасно гармонировал с цветом ее кожи.
– Так ты уверен, что не хочешь рассмотреть поближе? – продолжала она.
– О, Господи Иисусе, – воскликнул я. – И откуда вы только берете эти диалоги.
– Чего? – растерянно спросила она. Лицо вытянулось.
– Все это напоминает сцену из порноромана “Игра в свидания”, если бы его можно было экранизировать.
Она покраснела. Распахнутый халат теперь вызывал скорее жалость, чем возбуждение.
– Значит, ты меня не хочешь, – отчетливо прошептала Пэтти.
– Конечно же хочу. Я хочу всех хорошеньких женщин, которые только попадаются на глаза. А если вижу лобок, то вообще теряю над собой контроль. Но не надо так делать. Это неправильно, детка.
Ее лицо все еще было красным. Говорила она по прежнему шепотом, только теперь он стал более сиплым и менее театральным.
– Но почему? – спросила она. – Почему неправильно?
– Ну, во первых, все это слишком наиграно.
– Наиграно?
– Да. Вроде как читаешь книжку “Все о женщине” и делаешь выписки.
В ее глазах появились слезы. Руки беспомощно повисли.
– Есть и другие причины. Пол, например. И другая женщина.
– Пол? А Пол то тут при чем? – Она уже не шептала. Голос стал грубым. – Я что, должна спрашивать у него разрешения, чтобы с кем то переспать?
– Дело не в разрешении. |