– Он же и квартиру вам делал…

– Что же теперь будет?– Валентина Павловна с ужасом посмотрела на девушку.

– Что, что! – в отчаянии хрустнула пальцами Мажарова.– Ждать ареста! Уже есть ордера. И на меня, и на вас… Мне их следователь показывал… Ах, какая же я дура! – Нина снова залилась слезами.

– А Сергей Николаевич?… Неужели он?…– с надеждой прошептала Крюкова.

– Замолчите! Не позорьте его светлое имя! – закричала на нее Мажарова.– Мало того что вы разбили мое счастье…

Крюкова бухнулась перед ней на колени.

– Простите, Ниночка! Простите! Скажите, что можно?… Что я могу?…

– Поздно!… Поздно!…

Девушка всхлипывала тише и тише.

– Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать,– словно саму себя убеждала Крюкова, расхаживая по комнате.– Ну, давайте подумаем вместе, помозгуем!…

– Есть еще один человек,-нерешительно произнесла Мажарова.– Друг Сергея… К тому же хорошо знаком со следователем…

– Так-так-так,– присела рядом Крюкова, внимая каждому слову девушки.

– Мне удалось узнать… У следователя вторая семья… Алименты… Он может пойти… Надо ему…

– Дать?– обрадовалась Валентина Павловна.– Дадим! Сколько?

– Да погодите вы! – оборвала ее Мажарова.– Уже раз дали…

– Молчу, молчу,– прижала руки к груди Крюкова.

– Надо ведь с умом… Не пойдешь же прямо…– Нина замолчала, вздохнула, приложила пальцы к губам – думала.

Валентина Павловна почтительно ожидала.

– Эх! – сказала в сердцах Мажарова.– Не доверяю я вам!… Не умеете вы держать язык за зубами…

– Теперь буду держать! Клянусь сыном!

– Значит, следователю десять, не меньше,– хмуро произнесла Нина.

– Десять тысяч?! – вырвалось у Крюковой.– Откуда у меня?

Мажарова смерила ее презрительным взглядом, как когда-то Фаина Петровна Вольскую-Валуа.

– Хорошо,– зло усмехнулась она,– выпутывайтесь сами… А уж я как-нибудь позабочусь о себе…

– Десять, так десять,– обреченно кивнула Крюкова.– Но где гарантия, что все кончится и нас не тронут?

– Возьмет деньги – будет связан с нами одной веревочкой… Но главное слово за прокурором,– железным голосом продолжала Мажарова.

– Еще и ему? – простонала несбывшаяся квартировладелица в роскошном доме на Сиреневой набережной…

Подсчитывали и рядились до позднего вечера.

Громко, как это почему-то принято в ресторанах, играл оркестр, на столе были выставлены самые дорогие закуски, те, которые не заказывают женам; торчала из серебряного ведерка бутылка шампанского для дамы, а для кавалера стоял марочный коньяк, лежала пачка «Мальборо» и сногсшибательная японская зажигалка. Был уют и интим. Но разговор за столом шел не интимный. Просто дружеский. Ибо Антон не претендовал на руку и сердце Нины. Он зашел к ней в общежитие грустный и пришибленный от последних неудач – никуда его петь не брали.

– Прошвырнемся в кабак? – предложила Мажарова.

Ремизов выразительно вывернул карманы брюк.

– Я приглашаю,– сказала Нина.

В «Прибой», естественно, не пошли. Но в Южноморске имелись рестораны не хуже.

Бывший солист ансамбля «Альбатрос» много пил, но не хмелел.