Галина зачерпнула из ванны воды и плеснула себе в лицо. Потом растерла влагу по коже и посмотрела на Обнорского.

– А чего же ты хочешь? Зачем ты пришел, если не посчитаться?

Обнорский присел на корточки и ссутулился над своей недокуренной сигаретой:

– Зачем я пришел? Знаешь, я очень любознательный человек… Мне до сути вопросов дойти хочется гораздо чаще, чем это нужно для нормальной жизни… Я хочу понять… Ты меня и всю нашу команду на расследование подписывала – зачем? Логики в этом никакой нет… И еще один момент, чисто личный… Мне казалось, что тебе со мной было хорошо. Мне казалось, что между нами был не только секс, а нечто большее.

– Нечто большее? – Галина вдруг как то очень не по женски усмехнулась и взглянула Обнорскому прямо в глаза. С ее лицом произошло странное изменение – оно внезапно обрело такое выражение, которого Андрей никогда прежде не видел, – выражение, в котором смешивались усталость, цинизм и полное отсутствие интереса к жизни, – а ведь женщина почти всегда, даже на подсознательном уровне, думает о том, как она выглядит… На Обнорского смотрело лицо незнакомой женщины…

– Нечто большее, говоришь? Дай сигарету.

Андрей подал ей пачку «Кэмела» и зажигалку. Галина закурила, глубоко затянувшись несколько раз подряд.

– Я тоже, Андрей, сначала думала, что, может быть, есть между нами и нечто большее, чем секс. Только я ошиблась. Ты что нибудь для меня хорошее сделал? Ну кроме того, что драл меня качественно? Ты как то обо мне позаботился? Нет, дорогой мой. Ты меня просто использовал – в своем долбанном расследовании – отвези туда, отвези сюда… Ты даже не подумал, что вы то все уедете, а мне здесь жить. Ты подумал о том, что многие знали про наши отношения? А? Тебя вообще хоть как то моя жизнь интересовала? Как я живу, на что? Что у меня раньше в жизни было? Была ли я замужем, был ли у меня ребенок?

Ты хоть раз всем этим поинтересовался – благородный расследователь? Ах да, тебе, конечно, не до того было – все дела и дела. Времени хватало, только чтобы пожрать да потрахаться… А Эстер… Да, я помогаю ему. Не всегда, но когда он просит – не отказываю. Ни в чем. Потому что он, в отличие от многих, он мне тоже помог. Эта квартира – это Эстер. И работа моя в «Виктории» – тоже он.

Когда у меня девочка моя умерла – муж бросил, – вообще без средств к существованию осталась. И если бы не Эстер… Подохла бы я, наверное… Не тебе меня судить, правдоискатель. Я твоему вшивому Агентству, между прочим, работу дала, вы хоть и небольшие, но деньги на этом заработали – через меня. Но от тебя, Андрей, кроме джентльменского набора «конфеты букеты» – извини, – но ничего реального не было. И ты не думай, что дело в деньгах. Дело в заботе.

Она замолчала, молчал и Обнорский. Андрей прикурил от окурка новую сигарету и потер левый висок. Зачем он пришел к этой женщине? Наверное, что то его мучило. И, в общем, Обнорский даже понимал, что, просто сам себе до конца сформулировать не хотел, вроде как в прятки сам с собой играл. А все было просто – в его жизни уже не первый раз происходил полный, извините за выражение, «пердимонокль» с женщинами – и всякий раз после очень красивого начала. Сначала – с бывшей женой Машей. Потом – с бывшей женой Виолеттой. Потом с Леной Ратниковой. Потом с Катей Званцевой. Теперь вот – с Галиной. У Обнорского уже вырабатывался какой то комплекс, ему уже начинало казаться, что это с ним что то не так, что это в нем какая то причина кроется, отчего все его любови заканчиваются настолько же по уродски, насколько красиво начинались…

Вот в этом Андрей пытался разобраться.