|
И они вешали. А тут уже две недели висит Раиса Максимовна с совершенно поврежденными зенками, и все ходят мимо, и вроде так и должно быть. И меня это, знаете ли, радовало. Упадок. Гниение. Забвение. Вот чего мне хотелось. Ну, например, спрашиваешь у потомков: «Кто такие замполиты?», – а потомки только мычат в ответ, и я наслаждался бы тем мычанием. Я даже памятник им придумал и назвал его – «Недоумение». Представьте себе: на постаменте грузный, лысый мужик с глазами навыкате пожимает пле-чами и разводит руки в стороны, а по бордюру расположились маленькие фигурки того же мужи-ка, изображающие следующие аллегории: Алчность, Страх, Стыд, Пот и Похоть, Ан нет! Выправились, мать-иху! БОРЗОТА Когда конкретно на флоте началось усиление воинской дисциплины, я уже не помню. Пом-ню только, что почувствовали мы это как-то сразу: больше стало различных преград, колючей проволоки, вахт, патрулей, проверок, комиссий, то есть больше стало трогательной заботы о том, чтоб подводник все время сидел в прочном корпусе или где-нибудь рядом за колючей проволокой. И с каждым днем маразм крепчал! А командующие менялись как в бреду, будто их на ощупь из мешка доставали: придешь с автономки – уже новый. И каждый новый чего-нибудь нам придумывал. Последний придумал вот что: чтоб в городке никто после девяти утра не шлялся, он обнес техническую зону, где у нас лодочки стоят, еще одним забором и поставил КПП. То есть после девяти утра из лодки без приключений не выйти. А в зоне патруль шляется – всех ловит. И как убогим к автономке готовиться – один Аллах ведает! Связисту нашему, молодому лейтенанту, понадобилось секретные документики из лодки вынести. Пристегнул он пистолет в область малого таза, взял секреты под мышку и пошел, а на КПП его застопорили: – Назад! – Я с документами… – попробовал лейтенант. – Назад! Лейтенант с ними препирался минут десять, дошел до белого каления и спросил: – Где у вас старший? Старший – мичман – сидел на КПП в отдельной комнате и от духоты разлагался. Лейтенант вошел, и не успел мичман в себя прийти, как лейтенант вложил ему в ухо писто-лет и сказал: – Если твои придурки меня не пропустят, я кого-то здесь шлепну! Мичман, с пистолетом в ухе, кося глазом, немедленно установил, что обстоятельства у лей-тенанта, видимо, вполне уважительные и в порядке исключения можно было бы ему разрешить пронести документы. Когда лейтенант исчез, с КПП позвонили куда следует. Командующего на месте не оказалось, и лейтенанта вызвал к себе начальник штаба флоти-лии. Лейтенант вошел и представился, после чего начальник штаба успел только открыть свой рот и сказать; – Лейтенант… И больше он не успел ничего сказать, ибо в этот момент открыл свой рот лейтенант: – Я сопровождаю секреты! По какому праву меня останавливают? Для чего мне дают писто-лет, если всякая сволочь может меня затормозить! Защищая секреты, я даже могу применять ору-жие!.. – и далее лейтенант изложил адмиралу порядок применения оружия, благо пистолет был рядом, и свои действия после того, как это оружие применено. А начштаба, оцепенев спиной, очень внимательно следил за пистолетом лейтенанта – брык-тык, брык- тык, – а ртом он делал так: «Мяу-мяу!» Вы думаете, лейтенанту что-нибудь было? Ничего ему не было. И не было потому, что адмирал все-таки не успел сообразить, что же он должен в этом слу-чае делать. Он сказал только лейтенанту: – Идите… И лейтенант ушел. А когда лейтенант ушел, адмирал – так, на всякий случай – позвонил медикам и поинтересо-вался: – Лейтенант такой-то у вас нормален? – Одну секундочку, выясним! – сказали те. |
