– Нет, – ответила она, убирая записную книжку.

Бэнкс допил свою пинту.

– Ну что ж, мы уходим, я сейчас же пришлю кого‑нибудь, чтобы записать ваши показания.

Келли Сомс покусывала пухлую розовую нижнюю губку – Бэнкс заметил это, когда оглянулся, шагая вслед за Энни к выходу из паба.

8 сентября 1969 года, понедельник

Репортеры пронюхали о преступлении примерно тогда же, когда прибыл спецфургон, и первым на месте оказался журналист из «Йоркшир ивнинг пост», а вскоре за ним подтянулись представители местного радио и телевидения – несомненно, те же, которые вели репортажи и о самом фестивале. Чедвик знал, что во взаимоотношениях с ними следует сохранять некий тонкий баланс. Они охотились за сенсацией, такой, которая заставит людей покупать их газеты или настроиться на их канал, и Чедвику требовалось, чтобы они были на его стороне. К примеру, они могли бы оказать неоценимую помощь в идентификации жертвы или даже в воссоздании картины преступления. Но в данном случае он мало что мог им сообщить. Он не вдавался в подробности, касающиеся ран, и не упомянул о цветке, нарисованном на щеке у жертвы, хотя и знал, что именно такого рода сенсационных подробностей они жаждут. Чем меньше деталей он предаст огласке, тем лучше будет потом, когда дело попадет в суд. Однако ему удалось добиться их согласия на то, чтобы они показали полиции пленки, отснятые в уик‑энд. Вероятно, это будет пустая трата времени, но все равно попробовать стоит.

Когда Чедвик покончил с делами на поле, уже наступил день, и он понял, что голоден. Констебль Брэдли отвез его в Денли – ближайшую деревню примерно в миле к северо‑востоку. Развиднелось, в небе оставалась лишь тонкая дымка, рассеивавшая скудные лучи холодного зимнего солнца. В деревне царило настороженное молчание, и Чедвик заметил необычную вещь: она была изрядно замусорена, улицы были усеяны бумажными обертками и пачками из‑под сигарет.

Поначалу полицейским показалось, что вокруг никого нет, но потом они увидели мужчину, бредущего по общинному лугу, и остановили машину рядом с ним. У него был затрапезный вид типичного деревенского жителя с его непременными аксессуарами: жесткой щеткой усов и трубкой. Чедвику он показался похожим на отставного военного, напомнил полковника, который был у них в Бирме во время войны.

– Есть тут где перекусить? – спросил Чедвик, опуская стекло.

– Вон там за углом – закусочная, рыба‑картошка, – ответил тот. – Должна быть еще открыта. – Он пристально вгляделся в Чедвика. – Я вас знаю?

– Вряд ли, – пожал плечами Чедвик. – Я из полиции Западного Йоркшира.

– Вот как. В нынешние выходные нам бы тут не помешало побольше ваших ребят, вот что я вам скажу, – заметил мужчина. – Кстати говоря, Форбс – вот я кто. Арчи Форбс.

Они обменялись рукопожатиями через окно машины.

– К сожалению, мы не можем одновременно быть везде, мистер Форбс. А что, много нанесли ущерба?

– Один разбил окошко в газетном киоске, когда Тэд ему сказал, что у него вышла вся бумага для папирос. А были такие, что даже спали в садике у миссис Ригли, вот что я вам скажу. До смерти ее перепугали. А вы тут небось из‑за той девчонки, которую нашли мертвой в спальнике?

– Новости распространяются быстро.

– Еще бы, в наших‑то краях. Это коммунисты. Попомните мое слово. Вот кто за этим делом стоит. Коммунисты.

– Возможно, – согласился Чедвик, делая движение, чтобы поднять стекло.

Форбс не унимался.

– У меня остались кое‑какие связи в службах безопасности, если вы понимаете, к чему я клоню, – заявил он, приставив скрюченный палец к носу.