– Например?

– Не помню. Толковали о чем‑то космическом, и все это под какую‑то жуткую нудную музыку, звук был такой, как будто кто‑то пилит ножовкой рельс.

– Ты не помнишь имена?

– Кажется, одного звали Дэннис. Это вроде как был его дом. А одну девчонку звали Джули. Она, черт ее дери, выдувала пузыри и хихикала, как последняя дура. Как ребенок. Линда наверняка там раньше бывала. Она свободно там держалась, ей не нужно было спрашивать, ну, где чайник, или где уборная, или еще что‑нибудь.

– И что было дальше?

– Мне захотелось уйти. Ну, я понял: из‑за того, что я не говорю на их языке и не люблю их музыку, они надо мной издеваются. Даже Линда. В конце концов я сказал, что нам надо идти, но она не пошла.

– И что же ты сделал?

– Ушел. Не мог больше этого выносить. Пошел смотреть «Живешь только дважды», один.

Летом шестьдесят седьмого в Лидсе вряд ли жило много хиппи. В Сан‑Франциско тогда стояло «лето любви», но Лидс во многих смыслах оставался глухой провинциальной дырой где‑то на британском севере, он всегда чуть отставал от времени, и соответствующие цифры выросли лишь в последние два года – повсюду в этих местах. До шестьдесят седьмого в Лидсе не было даже собственного отдела по борьбе с наркотиками. Впрочем, если Дэннис по‑прежнему живет на Бэйсуотер‑террас, его нетрудно будет отыскать.

– После этого ты ее когда‑нибудь видел?

– Пару раз, ну и когда родился ребенок – когда я пытался с ней помириться, чтобы мы опять были вместе. А потом она переехала на юг, и ее чертова мамаша даже не дала мне адрес.

– И чем дело кончилось?..

– Я выкинул ее из головы, пережил все это. Уже довольно долго встречаюсь с одной девушкой. Может, на Рождество у нас будет помолвка.

– Поздравляю, – произнес Чедвик, вставая.

– Насчет Линды мне правда грустно, – сказал Хьюз. – Но я тут ни при чем. Честно. Я все выходные был тут, работал. Спросите у начальника. Он вам скажет.

Чедвик пообещал, что спросит, и вышел. Включив в машине радио, он узнал, что «Лидс» выиграл у «Шеффилд Уэнсди» со счетом 2:1, забили Алан Кларк и Эдди Грэй. Но он не жалел, что пропустил матч: теперь он знал имя жертвы, и у него имелась ниточка, ведущая к людям, с которыми она проводила время в Лидсе, – если только он сумеет их найти.

Глава седьмая

Чтобы попасть на ферму Сомсов, надо было съехать с шоссе Линдгарт‑Иствейл и с полмили проехать вверх по узкой огороженной улочке, отходящей от дороги. Ферма могла похвастаться обычным набором ветхих хозяйственных построек, сделанных из местного известняка, а также грязным двором и псом, который лаял, натягивая цепь. Келвин Сомс открыл дверь и с довольно хмурым «добрым утром» впустил Бэнкса в дом. Внутри было мрачновато из‑за низких темных потолков и угрюмых коридоров. Откуда‑то из глубины дома доносился запах жареного мяса.

– Келли‑то наша, это, на кухне, – сообщил Сомс, тыча большим пальцем куда‑то в сторону.

– Очень хорошо, – ответил Бэнкс. – Вообще‑то я пришел поговорить именно с вами.

– Со мной? Я ж вам, это, вчера вечером уже выложил все, что знаю.

– Уверен, что так, – согласился Бэнкс, – но иногда проходит какое‑то время – что‑то вспоминается, какие‑то забытые мелочи. Можно мне сесть?

– Ну да. Ладно, валяйте.

Бэнкс опустился в глубокое кресло с продавленным сиденьем. Весь этот дом, когда он получил возможность осмотреть его получше, показался ему требующим ремонта и, как бы это выразиться, женской руки.