– Без тебя никто не сможет закончить.

Мэрилин наигранно стонет:

– Ладно уж. Этот фильм станет прощальным подарком моему мужу номер три.

Элла качает головой.

– Кроме того… – Мэрилин снова пытается выпрямиться, опираясь на стол, но корзинка с фруктами начинает шататься. – Я не хочу попасть в черный список. «Займемся любовью» не оправдал ожиданий. Моя кинокомпания потерпела крах и будет ликвидирована, но этот фильм, с Кларком Гейблом, вполне может стать успешным. Мне необходимо работать, Элла, как бы несчастна я ни была.

Элла хмыкает и складывает руки на груди.

– Ну и когда ты собираешься сказать ему, что все кончено?

Мэрилин через силу улыбается.

– После окончания съемок. Если скажу слишком рано, он мне отомстит. Перепишет реплики, чтобы заставить меня сказать что-то еще более мерзкое и унизительное.

– Артур умеет тебя мучить.

Мэрилин кивает:

– Потому я и под кайфом. Иначе мне не хватит смелости, чтобы вернуться.

Элла хмурится.

– От таблеток ты теряешь концентрацию. А тебе надо мыслить ясно.

Это было бы совершенно разумно, говори Элла с кем угодно, кроме Мэрилин.

– Я не знаю, как жить без… Без всего этого.

– «Всего этого»?

– Я еще подростком пила и глотала таблетки, Элла. – Мэрилин мотает головой, и ее начинает подташнивать. – Где бы я ни жила, достать алкоголь было несложно. А таблетки, ну, они помогают моделям справляться с голодом.

– Я уже видела, как ты завязывала. Ты сможешь завязать снова.

Мэрилин пожимает плечами:

– Завязав, я начинаю все чувствовать. И я чувствую слишком сильно. Я этого не хочу.

– Я знаю, каково это – когда тебе все безразлично и одновременно так больно, что ты хочешь спрятаться от всего мира за песней, тарелкой лазаньи, новым автомобилем, норковой шубой. Или за платиновыми волосами и фирменным вилянием. – Элла печально улыбается. – Но избавиться от чувств невозможно. Жизнь идет своим чередом. И ты не сможешь с ней справиться, если будешь вечно глотать таблетки. Жить нелегко. Особенно в том извращенном мире, в котором родились мы с тобой. Сиротские приюты, никчемные отцы, пропавшие мамы и, само собой, щедрая порция ненависти к себе – все это тяжело вынести. Но, чтобы выжить, некоторые чувства нужно впустить в себя. – Она смеется. – У меня не получается петь блюз. Знаешь почему? Он слишком эмоционален. Но я пробую снова и снова. Я стараюсь наполнить чувствами все песни, которые пою, как ты хочешь вдохнуть жизнь в персонажей, которых играешь. Ты не сможешь это сделать, если не будешь ничего чувствовать.

Мэрилин хочет наклонить голову набок, но вместо этого тяжело роняет ее на плечо и не может поднять.

– Ты сейчас со стула свалишься, – ворчит Элла по-доброму.

Мэрилин улыбается.

– Ты меня любишь.

– Естественно. Думаешь, я бы смотрела, как ты пускаешь слюни, если бы не любила тебя? – Элла встает и наливает стакан воды из-под крана. Она ставит его на стол перед Мэрилин, но потом передумывает и подносит к ее губам, помогая сделать глоток. – Тебе нужно встряхнуться. Не появляйся на съемочной площадке в таком виде. Ты лишь сыграешь на руку этому типу. Вложи в фильм все, что можешь, и спаси себя.

– Да, мамочка.

– Я тебе не мать. Но я – твоя подруга. Которая силой затащит тебя в клинику, если ты сама не бросишь.

Мэрилин хихикает, а потом прижимается к Элле и крепко ее обнимает.

– Спасибо, что веришь в меня.

Элла качает головой, словно сама не знает, почему верит в Мэрилин.