– Пусть в Вашингтоне я никому не нужна, – говорит Мэрилин, – зато в Голливуде имею вес.

– Так и есть, – соглашается Пэт, разрезая стейк. – Ты приняла решение и не стала от него отказываться.

– И им пришлось уступить. – Мэрилин усмехается и жадно глотает шампанское.

После ужина они танцуют на Сансет-стрип, и Мэрилин даже не помнит, как добирается до постели. Но долго проспать ей не удается – она открывает глаза в три часа ночи и едва сдерживается, чтобы не позвонить доктору Гринсону и не рассказать ему все свои планы.

Телефон всегда был ее близким другом, как, впрочем, и записные книжки. Мэрилин достает маленький красный блокнот, в котором пишет уже несколько месяцев, и набрасывает стихотворение, посвященное Элле.

А-Тискет,

А-Таскет,

Про смерть придумай сказку.

Письмо пишу подруге,

Не смею ей послать.

Я падаю,

Я падаю,

Ох, каждый день я падаю,

Но милая подруга протягивает руку,

И с ее поддержкой я выхожу на свет.

В комнате громко тикают часы. «Тик-так, тик-так» отдается в ушах Мэрилин раздражающим эхом.

Настал вечер. Солнечный свет за окном еще не потух.

Мэрилин отпивает водки с тоником; туман заволакивает ее сознание. Она хлопает глазами и смотрит на страницу «Улисса», ту самую страницу, которую открыла еще без четверти восемь. «Улисс» всегда ее успокаивал.

Но ей тяжело сосредоточиться на книге, когда в голове все перемешалось, а в глазах мутится.

Она словно стоит на огромных весах. Одной ногой – на чаше с плохими событиями, другой – на чаше с хорошими. Ни одна нога не чувствует под собой надежной опоры, и Мэрилин рискует упасть.

Плохое: Синатра ее прогнал.

Хорошее: сделка на миллион долларов за два новых фильма.

Плохое: Кеннеди.

Хорошее: Элла, Джо, Милтон, Эми и другие ее друзья.

Плохое: ее репутация.

Хорошее: ее репутация.

У задней двери лает Милашка Мафия, и Мэрилин кладет в «Улисса» закладку, понимая, что сегодня уже ничего не прочитает. Положив книгу рядом с пузырьком таблеток, она пытается вспомнить, сколько успела принять за сегодня. Она вечно глотает больше, чем следует. Вернувшаяся к ней дурная привычка. Из-за этого таблетки хуже действуют, и приходится принимать еще больше. Может, она просто ляжет спать пораньше. Когда Мэрилин встает, ее охватывает слабость, ноги не слушаются, будто они превратились в спагетти, которые она цепляла вилкой за ужином.

– Вывести ее? – кричит Юнис.

– Не надо, – отвечает Мэрилин заплетающимся языком. – Я сама.

Опираясь о стену, она добирается до двери и выпускает Милашку Мафию. Ее чудесная собака выбегает во двор. Пошатываясь, Мэрилин бредет к шезлонгу у бассейна.

Может, ей стоит поплавать. Сегодня хорошая погода, стрекочут сверчки. Будет приятно погрузиться в теплую воду. Стать невесомой. Забыть ненадолго о тяготах мира.

Маф заканчивает со своими делами и подбегает к ней, виляя хвостом. Мэрилин наклоняется и гладит ее по голове, а потом и по пузику, когда Маф его подставляет.

– Какая же ты очаровашка, – говорит Мэрилин.

У нее нет сил, чтобы идти в дом и натягивать купальник. Может быть, раздеться прямо тут? От посторонних глаз дом оберегают и забор, и живая изгородь. Мэрилин встает, но ее заносит вправо, и она снова падает на шезлонг. Не вставая, стаскивает с себя брюки и нижнее белье. Затем избавляется от рубашки и бюстгальтера.

– Хочешь поплавать?

Маф виляет хвостом и восторженно лает. Они обе любят плавать. Дойти до бассейна оказывается не так-то просто, но Мэрилин справляется и садится на край, опустив ноги в теплую воду.