Я оставил его у нижней ступени моей походной библиотеки, а сам забрался на верх. Софи утирала слезы.

   -- Ты плакала, мой друг?

   -- Да, отец.

   -- О чем?

   -- Голова болит.

   -- Полно, не сердце ли болит?

   -- Я вам сказала, отец, что голова болит.

   -- Доктор Мериголд должен прописать лекарство против этой болезни.

   Она подняла книгу с моими рецептами и подала ее мне с принужденной улыбкой; но видя, что я не трогался с места и пристально смотрел на нее, она тихонько положила книгу; ея глаза выражали внимание.

   -- Тут нет необходимаго рецепта, Софи.

   -- Где же он?

   -- А вот здесь!

   Я ввел ея молодаго любовника, соединил их руки и мог произнесть только следующия слова:-- последний рецепт доктора Мериголда. Принимать в течение всей жизни. И я выскочил из повозки. На свадьбу я нарядился во фрак (синий с светлыми пуговицами), в первый и последний раз, и сам собственноручно передал Софи жениху. Нас было всего трое, и еще джентльмен, которому она была поручена в последние два года. Вот карта свадебнаго обеда в походной библиотеке: пастет из голубей, окорок ветчины, пара пулярок, с соответственною зеленью. Лучшие напитки. Я произнес им спич, джентльмен тоже произнес спич, мы шутили и смеялись, так- что празднество пролетело, как ракета. Во время пира я обяснил Софи, что походная библиотека останется моим пристанищем на всю жизнь, и что я сберегу все ея книги в настоящем их виде до ея возвращения или востребования.-- И так она отправилась в Китай с своим молодым супругом; разставанье было печальное и тяжелое. Мальчику, который находился при мне, я приискал другое место, а сам, как встарину, когда я лишился жены и детища, таскался с места на место, похлопывая бичем над головой моей старой лошади.

   Софи писала мне много писем; я тоже ей писал часто. К концу перваго года я получил письмо, написанное неровным почерком: -- "неоцененный родитель, еще нет недели, как мне Бог дал премиленькую дочь; я так здорова, что мне позволили написать вам эти сроки. Дражайший и лучший отец, надеюсь, что мое дитя не будет глухонемое, но этого пока еще не знаю". В моем ответе, я коснулся этого вопроса; но так как Софи никогда не отвечала на него, то я понял, что он был грустен для нея, и потому никогда не повторял. Наша переписка продолжалась долгое время очень правильно, но наконец сделалась нерегулярна, вследствие перемещения мужа Софи на другое место, и вследствие моего всегдашняго передвижения. Но все же мы не забывали друг друга, в этом я был совершенно уверен; все равно, писали ли мы друг к другу, или нет.

   Прошло пять лет с месяцами со времени отезда Софи. Я оставался тем же, чем был прежде: царем всех дешевых Джэков, и только сделался популярнее, нежели когда либо. Эту осень я торговал отличнейшим образом и двадцать третьяго декабря, тысяча восемьсот шестьдесят четвертаго года, увидел себя в Уксбридже, в графстве Мидльсекс, с распроданным до чиста товаром. Поэтому я отправился в Лондон на старой лошади, на легке, провесть канун Рождества и Рождество Христово одиноко, у камина в походной библиотеке, а потом, купив надлежащее количество товара, продавать его и получать денежки.

   Я не большой мастер стряпать и разскажу вам, что я при готовил себе к обеду накануне Рождества в походной библиотеке.-- Во первых, пуддинг из бифштекса, пару почек и дюжину устриц, с парою шампиньонов. Этот пудинг имеет свойство производить в человеке приятное расположение духа и неприятное расположение к двум нижним пуговицам жилета. Пообедав и убрав посуду, я уменьшил свет лампы, и присел к камину, любуясь, как пламя освещало корешки книг моей Софи.

   Книги Софи так живо напоминали ее самоё, что я ясно видел ея миленькое личико; а потом я задремал.