В моих вычислениях однако что-то выпущено. Чтоже такое я выпустил? чтобы помочь вам догадаться, я скажу, что выпустил одну только цифру. Извольте же отгадать,-- и отгадайте вернее. Нуль? Нет. Девять? Нет. Восемь? Нет. Семь? Нет. Шесть? Нет. Пять? нет. Четыре? Нет. Три? Нет. Два? Нет. Единица? Нет. Теперь я скажу, что намерен вам сделать. Я скажу вам, что это совсем другаго рода цифра. Вот что. А если так, то вы пожалуй скажете, что это должна быть такая цифра, которую можно назвать мертвою. Нет: ничуть не бывало! за одну эту мысль вы сами себя становите в угол, и все-таки не отгадаете цифры не мертвой. Теперь ужь кажется, довольно близко. Зачем же вы не сказали раньше.

   Да, я совершенно выпустил из моих вычислений не мертвую цифру. Но какая же она? мужскаго или женскаго рода? В роде мальчика или девочки?-- В роде мальчика. Ну, отгадали.

   Мы были в Ланкастере; и в два вечера, проведенные там, я выручил гораздо больше, чем можно было ожидать (я должен по правде сказать, что ланкастерская публика не слишком таровата на покупки). Стоянка наша находилась на открытой площади в конце улицы, где красуются две королевския гостинницы. Случилось так, что и Мим, он же и Пикльсон, странствующий великан, в тоже самое время искал в этом городе счастия. Он принял благородный тон. Представлений на повозке уже не совершалось. Вход к Пикльсону был чрез покрытый зеленою байкой альков, в комнату, имевшую своим назначением аукционную продажу. На алькове висел печатный анонс: "Безплатный вход не допускается, за исключением той гордости просвещеннаго государства, которая называется свободной прессой. Воспитанники и воспитанницы учебных заведений впускаются по особенному соглашению. Ничего такого, что могло бы вызвать краску на лицо юности, или оскорбить чувствительную скромность". Мим однакоже в коленкоровой кассе страшным образом поносил скупость публики, не обратившей внимания на громкия афиши, красовавшияся во всех лавках и магазинах и возвещавшия, что, "не видавши Пикльсона, не возможно составить себе яснаго понятия об истории царя Давида".

   Я отправился в аукционную комнату и ничего не нашел в ней, кроме пустоты, звучнаго эхо, зеленой плесени и Пикльсона на куске пестраго войлока. Это было мне с руки: мне хотелось сказать ему наедине несколько слов. И вот эти слова: -- Пикльсон, будучи обязан вам большим благополучием, я в духовном завещании назначил вам пять фунтов стерлингов, но во избежание лишних хлопот, вот вам четыре фунта и десять шиллингов; надеюсь, что это не будет противоречит нашим видам, и мы станем считать это дело конченным,-- Пикльсон, походивший до настоящей минуты на длинную сальную маканую свечу, которую не было возможности зажечь, прояснился и высказал свою признательность так, что его речь можно по всей справедливости отнесть к парламентскому красноречию; он прибавил в заключение, что так как в роли римлянина, он более никого не привлекал, то Мим предложил ему показывать себя за индийскаго великана, обращеннаго в христианство чрез назидательную книжечку, под названием "Дочь молочника".

   Пикльсон, не имея однако никакого понятия о книжечке, названной в честь этой девушки, и не желая придавать всему делу серьезнаго значения, отказался,-- а это повело к неприятным словам и совершенному отказу в пивной порции. Все это в продолжение свидания подтвердилось свирепым ворчанием Мима в кассе, ворчанием, от котораго великан трепетал, как лист.

   Но то, что относилось прямо к делу в замечаниях странствующаго великана, иначе Пикльсона, было следующее: "Доктор Мериголд,-- я передаю его слова без малейшей надежды выразить слабость, с которою они были произнесены:-- кто этот неизвестный молодой человек, который таскается около ваших повозок?-- Неизвестный молодой человек!? отвечал я, полагая, что Пикльсон намекает на Софи, и что его слабое кровообращение совершенно изменило значение слова.