Сюзан долго пролежала к постеле в доме своего отца, куда переехала вскоре после этого трагическаго случая. Старый фермер, гонясь за богатством Джиббса, справедливо был наказан, узнав, что Джиббс завещал жене только пятьдесят фунтов в год, и при том с условием, что она лишится этого вспомоществования в случае выхода в замужество.
-----
Прошло около года после всех этих событий. В одну светлую лунную ночь, когда мистер Муррей сидел один в своем кабинете, к нему вошел слуга и доложил, что какой-то неизвестный человек, называющий себя Дюком Вильямсом желает обясниться с ним. Было уже десять часов; а священник всегда ложился рано.
-- Попроси его зайти завтра поутру, сказал он: -- теперь уже поздно говорить о делах.
-- Я говорил ему, сэр, отвечал слуга: -- но он обявил, что у него такое дело, которое не допускает ни минуты отлагательства.
-- Да что он -- нищий?
-- Он ничего не просит, сэр; но только вид его страшен, ужасно страшен.
-- Впусти его.
Незнакомец вошел; действительно он представлял собою предмет вполне достойный ужаса. Бледный, с впалыми глазами, исхудалый как труп, с разрывающим грудь кашлем, от котораго он задыхался; это был человек в последнем градусе чахотки. Он посмотрел на мистера Муррея с страшным, грустным выражением; в свою очередь и мистер Муррей взглянул на него довольно выразительно:
-- Что вам угодно?
Незнакомец бросил взгляд на слугу.
-- Роберт, уйди отсюда.
Роберт вышел, но остался у дверей подслушивать.
-- Вы выбрали странное время обратиться ко мне. Имеете вы что нибудь сказать?
-- В самом деле странное время, сэр; по причина моего прихода еще страннее.
Незнакомец повернулся к окну, котораго занавесы не были спущены, и пристально посмотрел на полную октябрскую луну, озарявшую ярким своим светом старую церковь, скромные могильные памятники и всю сельскую сцену.
-- Что же вам угодно? еще раз повторил мистер Муррей.
Но незнакомец вперил глаза свои в небо.
-- Да... сказал он, вздрагивая:-- он точно также светил... также точно светил... в ночь убийства. Да, так. Он светил ему прямо в лицо... в лицо Джиббса... Когда он там лежал... он светил в его открытые глаза. Я никак не мог их закрыть,-- что я ни делал; они все на меня смотрели. С тех пор и до нынешняго вечера, я не видел такого месяца. Я приношу вам повинную. Я всегда чувствовал, что это надо сделать, и чем скорее, тем лучше. Лучше кончить сразу.
-- Значит вы убили Джиббса? Вы!
-- Да,-- я. Я был теперь там; мне хотелось взглянуть на то место,-- я чувствовал, что мне должно еще раз посмотреть на него, и я видел его глаза также ясно, как вижу вас,-- открытые, а месяц так и светит в них. О, какое ужасное зрелище!
-- Вы, кажется, очень разстроены, нездоровы. Может быть...
-- Вы не верите мне. Как бы мне хотелось не верить самому себе. Но посмотрите.
Дрожавшею изсохшею рукою он вынул из кармана часы, именное кольцо и кошелек, принадлежавшие Джиббсу, и положил их на стол. Мистер Муррей узнал их.
-- Деньги я истратил,-- слабым голосом сказал неизвестный.-- Их и всего-то было несколько шиллингов,-- а я тогда очень нуждался. Сказав это, он опустился на стул с страшным стоном.
Мистер Муррей подал ему стакан воды с вином. Продолжая смотреть на луну своими впалыми глазами, и с безпрестанно повторявшеюся дрожью, неизвестный с разстановкой произнес следующее признание:
Он и Джиббс когда-то вместе занимались весьма нечистыми денежными спекуляциями, которыя кончились его разорением. |