Своё не отменилось. Чужое не копировалось. Но СВОИМ начали пользоваться ПО- ИНОМУ, в чём-то сходно с тем, как в Советском Союзе пользовались своим, советским. При всех различиях их американского «своего» и «своего» советского.
Нечто в том же роде произошло в Китае после того, как прямое копирование европейских институтов довело страну до края. Конечно, отползая от края, трудно не заползти в другую крайность; в неё и заползли — жуткие нищие коммуны, большой скачок, культурная революция… Но когда болтанка закончилась, оказалось, что своё не обязательно отменять — просто его можно модифицировать так, как прежде и в голову не приходило. Обогатить, а не обнулять. А завораживающий пример уважаемого иного — европейского капитализма — никуда не делся. И получилось: координирующая диктатура Коммунистической партии и социальные лифты партийных карьер работают так же, как спокон веку работали координирующая диктатура профессиональных управленцев и конфуцианские социальные лифты карьер чиновничьих, — по при этом вводятся свободные экономические зоны, и частный бизнес только приветствуется, и миллионерам разрешено становиться коммунистами, а коммунистам — миллионерами (при полном подчинении партийной дисциплине).
Думаю, только таким — опосредованным, многоходовым, органичным — может быть усвоение инокультурного опыта. Такое, когда не обесценивается и не обедняется свой, привычный, отлаженный опыт — но облегчается его творческое развитие. Только тогда новое работает во всяком случае не хуже старого, притёртого к географическому положению, климату и национальному характеру многими веками успехов и неудач.
Чужой опыт — не штамп, но средство резко расширить пространство поиска решений. Средство стимулирования эвристического потенциала. Причём не вслепую, не наобум, но за счёт вариантов, уже доказавших, пусть в иных условиях, свою эффективность.
Но, конечно, такое применение чужого — это творчество в не меньшей, а порой и в большей степени, чем просто поиск наобум. Это ответственность. Это интеллектуальное напряжение, трудовой процесс. Это колоссальные требования к интуиции: что менять, в какую сторону, в какой пропорции? Куда проще взять чужой чертёж и сказать: ага, вот на этом и поедем, только вместо турбонаддува будем навоз лопатами подбрасывать, вместо шин «Мишлен» железные ободья, а вместо CPS-навигатора Микки-Маус пусть болтается, он тоже американский; но в целом — по газам и общая дискотека.
Одну из давних своих статей, посвящённую невозможности закрыть научно-технический прогресс и необходимости применять его достижения с как можно большей пользой и с как можно меньшим вредом, я когда-то закончил словами: «Мы ни отчего не можем отказаться. Мы должны учиться применять».
Хочется и сейчас повторить практически то же самое.
Мы не можем отказаться от собственного опыта. Мы должны учиться его применять.
Своё.
К себе.
Ради себя.
Ноябрь 2015
РОДНОЙ УЗОР
Каким быть учебнику истории?
Ответы на вопросы журнала «Нева»
1. Чем должны руководствоваться авторы учебника истории? Собственными пропагандистскими устремлениями или комплексом педагогических задач?
Ещё со времён фильма «Доживём до понедельника» известно: история — это школьный предмет, который делает подростка гражданином. Как-то вот так сформулировал сыгранный великим Тихоновым учитель истории всея Советского Союза. Тут ни убавить, ни прибавить.
Если учебник истории будет писать человек, сам являющийся гражданином, — его пропагандистские устремления неизбежно, самым нечувствительным образом окажутся в гармонии и взаимодополнении с комплексом педагогических задач.
Поэтому руководствоваться гражданину надо всего лишь стремлением донести до учеников своё ПОНИМАНИЕ. |