И даже не вопреки. Просто одно и другое мотивируются из несопряженных бездн, пребывают за тридевять земель друг от друга, движутся не то что в разных направлениях, а в разных плоскостях, в разных социальных, культурных и этических пространствах.

Это — факт.

А как писал Горький, правда, по несколько иному поводу: «Смерть есть факт, подлежащий изучению».

Декабрь 2017

Мечты об улице Вязов

О современных антиутопиях

В это трудно теперь поверить, но каких-то полтора века назад цивилизованное человечество было убеждено, что технический прогресс непременно будет сопровождаться прогрессом социальным, а тот, в свою очередь, автоматически потянет за собой прогресс нравственный.

Вся, например, фантастика Жюля Верна пронизана этой верой. Даже описывая современную ему реальность, где действуют персонажи, персонифицирующие научный прогресс — инженеры, учёные, энтузиасты науки и техники, — основоположник научной фантастики фактически преподносил их как лучших людей, людей новой формации, увлечённых не жестоким самоутверждением и не погоней за золотыми миражами, но поисками истины, преображением природы, конструктивным воздействием на окружающий мир, которое имеет исключительно позитивный характер.

Столетие спустя в нашей стране дань той же благородной грёзе сполна отдали в своих ранних, самых лучезарных произведениях братья Стругацкие. Описывая светлое коммунистическое завтра и населяя его самыми славными и самыми симпатичными типажами, прототипами которых нередко являлись их же коллеги, великие фантасты и гуманисты сами верили и нас открытым текстом уверяли в том, что уже сейчас, в шестидесятых годах прошлого века, в советских обсерваториях и лабораториях есть множество людей, готовых для коммунизма. И оказались настолько убедительны и художественно достоверны, что и до сих пор несколько поколений их читателей, давно уже кто повзрослев, а кто и одряхлев, и по большей части вполне став плоть от плоти неприглядной реальности, в душах своих не могут расстаться со светлячком, что именуется Миром Полудня, и украдкой греют об него свои старые кости.

Впрочем, мне рассказывали работники некоторых питерских библиотек, что после многих лет забвения в последнее время молодёжь снова начала читать утопии ранних Стругацких. Порой, как во времена моей юности, из рук друг у друга рвут. Обрыдла чернуха, и сохранившие вменяемость люди совершенно неизбежно начинают искать посюстороннюю духоподъёмную альтернативу. Потребность в эмоционально привлекательной перспективе совершенно естественна для человека и обусловлена базовой его потребностью и способностью к сознательному целеполаганию; собственно, только она и отличает человека от животного. А современная литература этот запрос удовлетворить не способна в принципе.

Но сейчас не об этом.

Уже через считаные десятилетия после Жюля Верна и задолго до Стругацких другой великий фантаст и гуманист, Герберт Уэллс, может, и не впервые задумался, но впервые с поразительной художественной силой поделился плодами своих раздумий о том, что технический прогресс совсем не обязательно чреват добром и счастьем.

Разорванное прогрессом на элоев и морлоков человечество, безупречно рациональная жестокость доктора Моро и ледяное бездушие далеко обогнавших нас в техническом отношении марсиан не смогли никого спасти и уберечь от концлагерей в Трансваале, газовой атаки под Ипром, пролетарской справедливости, попыток окончательно решить еврейский вопрос или атомной вспышки над Хиросимой, однако сделали то, больше чего и сам Христос в своём человеческом воплощении не мог: «И поучал их много притчами, говоря: вот вышел сеятель сеять; и когда он сеял, иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на места каменистые, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока.