И анекдоты уже изменились.

Усыновила Вовочку гомосексуальная пара. После торжественной церемонии он наутро просыпается и вдруг соображает, что не может вспомнить, кто из них родитель-один и кто родитель-два. Тогда он ногой распахивает дверь к усыновителям в спальню и орёт: «Эй, пидарасы, подъём! На первый-второй рассчитайсь!»

На Гаити произошло страшное землетрясение. Много жертв, десятки тысяч людей остались без крова. Гаитяне обратились за помощью к мировому сообществу. Первой, как всегда, откликнулась Россия. МЧС немедленно послало на Гаити спец- бортом двести палаток, двести гитар и двести распечаток текста песни «До сих пор я тебя, мой палаточный Братск, самой первой любовью люблю»…

Насколько нынешний юмор здоровее и добрее былого!

С юмором Шарли я уж и не сравниваю.

Март 2015

И рыба, и мясо

Не знаю, кто как, а я уже давно замечаю, с какой осторожностью наши пропагандисты, теоретики, бесчисленные директора институтов стратегических исследований и национальных стратегий, равно как и прочие мелькающие на экранах мелкие вожди, стараются избегать точных определений, уж простите за кондово советскую терминологию, формационной принадлежности нашего общества. В лучшем случае отделываются описательными эвфемизмами.

В каком обществе мы живём?

Принято говорить: в социальном государстве с рыночной экономикой.

Простите. Рыночная экономика — это капитализм. Социальное государство — это социализм. Если у нас социальное государство с рыночной экономикой, получается, что у нас два господствующих строя в стране. То есть если у нас разом и капитализм, и социализм — это значит, попросту говоря, что у нас ни капитализма, ни социализма.

Самое смешное, что так оно и есть. Всё, что как-то ещё работает и что-то производит, мелкий и средний бизнес в том числе — живёт при социализме. А пресловутая невидимая рука рынка — впрочем, может, она и невидима, зато как ощутимо она шарит у нас в карманах! — оказалась годна лишь для сдирания семи шкур с последних реально работающих.

И поэтому ни социализм, ни капитализм ни за что не отвечают. И рыночные механизмы не работают, потому что на фиг им надсаживаться, если и без того можно скупать дворцы на Лазурщине, и социальная защита не работает, потому что от всех защитных механизмов господствующая теория требует, в первую очередь, не принесения пользы гражданам, а рентабельности.

Отвечает и за то, и за другое — и за рынок, и за защиту — одно лишь пресловутое ручное управление.

Поэтому бюрократия у нас гаже, чем при самом застойном социализме. А власть чистогана — злее, чем при самом зверском капитализме.

Для подобных явлений русский язык давно нашёл устойчивое определение: ни рыба ни мясо.

Но, сколь бы хлёстким и верным это определение ни было, оно ни на шаг не приближает нас к ответу на вопрос: если ни рыба ни мясо — то что? Устрица? Огурец? Мёд?

В последний раз реальный капитализм у нас попыталось построить правительство, скромненько и со вкусом названное его премьером «правительством камикадзе». Не так давно другой премьер, Яценюк, повторил эту метафору, тщась в очередной раз возбудить народное сострадание к очередным бандитам. Не хочу сейчас отвлекаться на обсуждение навязшего на зубах вопроса, дебилом был Егор Гайдар или подонком. Однако не коммунистами и не Жириновским, а западными же экономистами сказано: 90-е годы были в России самым масштабным избиением среднего класса в истории человечества. И даже тем, кто не читал учёных экономических книг, а любому, кто в принципе держал деньги в руках и хоть раз ходил на базар, должно бы было быть понятно (а вот великим экономистам, каковыми мнили себя камикадзе, это понятно якобы не было), что страна, которая обладает монополией на эмиссию мировых дензнаков, влёт скупит всё, что в одночасье будет превращено из собственности общенародной в собственность частную, — сама купит или через подконтрольных подставных посредников, не важно.