Изменить размер шрифта - +

    — Да-да… уже встал, как… ты кто?
    — Охраняющий, — ответил Голос. — Страж.
    — Уже остановился, — повторил я, сердце застучало чаще и тревожнее. — Уже не лечу… Я всего лишь гость. У меня нет враждебных…
    Голос прозвучал с той же дистанции:
    — Нельзя.
    — А уже бывали, — спросил я, — глупцы, что не слушались?
    — Ответ утвердительный.
    — И что с ними?
    — Все были отмечены.
    — Ага, — сказал я, — сурьезные вы люди. Хорошо, поворачиваю обратно! Можно махать передними конечностями?
    — Можно, — ответил Голос с той же интонацией.
    — А с какой частотой?
    — Еще гард, — произнес Голос бесстрастно, но мое воображение дорисовало угрожающую нотку в могучем тембре, — и…
    — Начинаю маневр, — перебил я громко и заложил широкий вираж, стараясь напоследок увидеть как можно больше и дальше, — и ухожу, ухожу…

Ты давно на страже?
    — Ответ утвердительный, — ответил Голос.
    Я сделал очень широкий полукруг, чувствуя всей шкурой, что слишком близко подошел к грани, после которой стану отмеченным, знать бы,

что это означает, но вряд ли дадут пряник, всмотрелся в горизонт, там поднимаются вершины очень большого острова с белоснежными башнями

невиданного города, и шумно пошел обратно.
    Сердце все еще стучит тревожно и укоряет, что зря рисковал, непонятно же, с какой силой столкнулся, а отмеченность может означать то,

что на мне поставят незримую метку, которая позволяет всем убивать меня, а то еще и получить награду.
    — Скажи, — спросил я, — что ты охраняешь?
    В ответ донеслись только далекие крики чаек, а также шум далеких волн, то и другое на уровне неслышимости простому двуногому.
    Обратно я несся по прямой и весьма быстро, а когда увидел замершие в ночи «Богиню Морей» и «Ужас Глубин», сперва сделал круг, уточняя,

где вахтенный, затем зашел с другой стороны и понесся к кораблю, почти задевая пузом волны.
    У самого борта осторожно пошел вверх, уцепился когтистыми лапами за деревянный край и высунул голову. На палубе никого, передо мной

тень, я перевалился на ту сторону, там поспешно перетек в человеческую личину и некоторое время лежал на спине, приходя в себя.
    
    Над головой топают, орут, мой короткий сон слетел, как сдернутое грубой рукой одеяло. Я вскочил, быстро оделся и опоясался мечом,

выскочил наверх.
    Матросы, окуная швабры в лохань с водой, лениво драят палубу, а чтоб не совсем уж заскучать, тычут ими друг другу в морды и хохочут,

как в раю, только там могли быть такие простые шуточки. Я подобных насмотрелся еще в прошлой жизни, потому просто пошел мимо, не обращая

внимания.
    За спинами раздался зычный хохот. Это в самом конце, когда палуба уже блестит, отражая солнце, матрос взял бадью и, вместо того чтобы

выплеснуть грязную воду за борт, с размаха окатил ею опешившего соратника.
    Тот сперва раскрыл рот для вопля, потом и сам захохотал, оценив ах какую остроумную шутку.
    С капитанского мостика Ордоньес распорядился:
    — Сэр Юрген, готовьтесь поднять якорь… Доброе утро, ваша светлость!
    — Есть, сэр, — ответил Юрген.
Быстрый переход