Изменить размер шрифта - +
А сам сэр Готфрид в молодости постранствовал по

очень многим местам и дальним королевствам, имена которых вряд ли даже вспомнит… Обязательно попробуйте вот эти хитрые трубочки. Они не

только красивые, но внутри изумительный крем…
    Она кивнула, взяла пирожное, по-прежнему не сводя с меня взгляда, а я торопливо сделал еще парочку.
    — И все-таки, — сказала она, — это не объясняет ни ваши ошеломительные успехи на полях битв, ни ваше странное стремление нарушать все

принятые обычаи.
    — Не все, — возразил я и добавил с трудом: — Аскланделла.
    Она чуть улыбнулась, сделала еще глоток, взяла двумя пальцами заварное пирожное с кремом и осторожно откусила.
    — Но слишком многие, — ответила она. — К примеру, вы везде стараетесь появиться без своих лордов. А это вызывает их недовольство.
    — Не слишком, — пояснил я. — Мои лорды понимают, у меня очень быстрый конь, а у них просто улитки.
    — Где вы такого приобрели?
    Я ухмыльнулся.
    — Идя по стопам своего отца, герцога Готфрида, я тоже немало постранствовал. Что-то терял, что-то находил. Просто находок оказалось

больше, чем потерь.
    — Расскажете?
    — А поверите?
    Она улыбнулась.
    — Вам? Поверю.
    — Это потому что я такой замечательный?
    — Нет, просто вы и так окружены тайнами. И что-то в вас необыкновенное… Нет, не вещи. Необычность внутри вас, сэр Ричард!
    Я покачал головой.
    — Мои лорды так не считают.
    Она презрительно фыркнула.
    — А им нужно ломать головы? Вы с ними пируете, первым бросаетесь в бой, щедро раздаете захваченные земли, награждаете титулами… Что им

еще надо?
    — Хотите сказать, что при неудаче припомнят все мои странности?
    Она прямо посмотрела мне в глаза и сказала отчетливо:
    — А разве вы сами так не думаете?
    — Я постараюсь не потерпеть поражений, — ответил я, вспомнил о потере Сен-Мари, Мезины и Ламбертинии, добавил тяжело: — По крайней

мере, сокрушительных. Сокрушающих.
    Она произнесла тем же ясным голосом:
    — А какова настоящая цель, сэр Ричард?
    — В смысле?
    Она покачала головой.
    — Будь вы завоевателем, как вас называют, вы бы не остановились на Сакранте. Дальше просторы Эстии, долины Сизии, гористая Меция,

Аганд… а эти королевства, на мой взгляд, слабее Сакранта.
    — Знаю, — ответил я. — Неслучайно их послы развили здесь такую бурную деятельность. А короли Агилольф и Геесинк прислали всех воинов,

которых смогли наскрести, в мою армию, поставив во главе наследников трона.
    — И что вы?
    Я посмотрел на нее с интересом.
    — Аскланделла… а поймете?
    — Попробуйте.
    Я сказал чуточку виновато, сообразив, что перехватил:
    — Вы слишком… прекрасны. Но говорят же, что…
    Она произнесла с некоторой надменностью, перебив меня на полуслове:
    — Простите, я знаю, что говорят.
    — Хорошо, — сказал я, чувствуя, как медленно нарастает раздражение, не люблю, когда меня переигрывают, — а известно ли вам, принцесса,

что Господь творил не Землю, а намного больше — вселенную, отыскав в себе крохотнейший уголок, а в той вселенной в самом дальнем уголке

есть… назовем его королевством «Галактика», где опять же в дальнем уголке наша Земля… что вовсе не огромная, а песчинка в просторах

космоса… и не плоская, а круглая, как яйцо черепахи…
    Она поинтересовалась:
    — А что такое черепаха?
    Я запнулся, сбившись, что-то я слишком издалека зашел, сказал уже без прежнего жара:
    — Возможно, всемирная магия, оставшаяся от древних времен, как-то отличает меня, знающего устройство мира, от остальных, незнающих? И в

какой-то мере готова исполнять мои приказы… несколько охотнее, чем даже занимающихся магией всю жизнь, но людей диких и невежественных?
    Она произнесла спокойно и не меняя выражения лица:
    — А вы уверены, что мир именно таков… а земля круглая?
    — Уверен, — ответил я, — хотя что это меняет? Для меня, как и для всех, солнце встает на востоке, перемещается по небосводу на запад, а

затем опускается к краю плоской земли, за который и прячется.
Быстрый переход