|
— Что… что? — Результат, — ответил я, — а вы что имели в виду?.. Ах да, простите, как-то не подумал. Как все дикари, вы все еще умножаете с помощью римских букв?.. Она ответила настороженно: — Разумеется. А вы знаете иной путь? — Все ленивые люди, — объяснил я, — предпочитают дороги покороче и полегче. Вот смотрите… Я объяснял, абсолютно не надеясь, что поймет хоть что-то, однако она ухватила не просто быстро, а настораживающе быстро, хотя я чувствовал, что арабские цифры видит впервые. Еще с полчаса проверяла новый метод, складывая, отнимая и умножая с помощью арабских цифр, затем проделывала то же самое с римскими, к моему изумлению ни разу не ошиблась, наконец отодвинулась от стола и сказала с неохотой: — Проиграла. А что вы говорили насчет умножения дробей, корней… — Не берите в голову, — посоветовал я. — Это сложновато даже для меня… временами, а вы слишком красивая. Итак, я готов выслушивать ваши тайны. Она слегка сдвинула брови. — Если я расскажу какие-то банальности, вы все равно не сможете обвинить меня, что я что-то укрываю. Как вы сами сказали, красивая женщина не может быть умной. Бобик всхрапнул, попытался перевернуться на другой бок, но уперся передними лапами в роскошное платье Аскланделлы. Она взглянула с некоторым испугом, то ли за себя, то ли за платье, а он приоткрыл глаз и посмотрел на нее в великом недоумении: а ты здесь откуда? Она почесала у него под нижней челюстью, похожей на нечто чудовищное, разве что у тираннозавров были такие, он довольно потянулся и снова заснул уже так, кверхулапо. — Я не говорил, — возразил я, — что красивая женщина должна быть обязательно дурой, хотя, конечно, это приятно, когда сразу два достоинства в одном человеке. Просто это устоявшееся мнение, которое я с огромным удовольствием, как и все мужчины со здоровыми вкусами, разделяю. Но, как я осторожно полагаю, вы не станете скрывать нечто сенсационное? — Полагаетесь, — спросила она с интересом, — на мою честность? — Вы меня оскорбляете, — сказал я с достоинством. — Полагаю, что вы уже на законном основании, как проигравшая, похвастаетесь своей уникальностью. Она взглянула настороженно. — Вы… догадались? — Еще бы, — ответил я, не моргнув и глазом. — Это же очевидно. Разумеется, для тех, кто понимает и бдит. Она покачала головой. — Не думаю, что здесь есть кто-то еще… из бдящих. И что вы поняли обо мне? Я понимающе улыбнулся. — Аскланделла… Кто проиграл спор: я или вы? Она кивнула. — Хорошо. Тем более что вы почти догадались. Хотя не так и не о том, но все же… Да, я и есть империя. — Вот как, — произнес я, стараясь оставаться тем же благодушным и покровительственным и не выказывать, насколько это меня шарахнуло, даже селезенка как-то болезненно сжалась, а может, это и не селезенка. — Что-то подобное я и подозревал, хотя и не знал, как это оформить в слова… Значит, империя? Она кивнула, лицо спокойное, но теперь я рассмотрел на нем и налет легкой грусти, дочь императора не может позволить себе выказывать сильные чувства. |
