Но Зевес вдруг умилился:

         Стало, знать, красавиц жаль;

         А как с ними не смирился,

         Новую тотчас создал:

         Ввил в власы пески златые,

         Пламя – в очи и уста,

         Небо в очи голубые,

         Пену в грудь – и красота.

         Вмиг из волн морских родилась;

         А взглянула лишь она,

         Тотчас буря укротилась,

         И настала тишина.

         Сизы, юные дельфины,

         Облелея табуном,

         На свои ее взяв спины,

         Мчали по пучине волн.

         Белы голуби станицей,

         Где откуда ни взялись,

         Под жемчужной колесницей

         С ней на воздух поднялись;

         И летя под облаками,

         Вознесли на звездный холм;

         Зевс обнял ее лучами

         С улыбнувшимся лицом[9 - Какие превосходные два стиха, полные гомерического величия и грации!].

         Боги, молча, удивлялись,

         На красу разиня рот,

         И согласно в том признались:

         Мир и брани – от красот[37 - Стихотворение «Рождение красоты» (1797) цитируется с некоторыми неточностями.].

Вот уж подлинно глыба грубой руды с яркими блестками чистого, самородного золота! И таковы-то все анакреонтические стихотворения Державина: они больше, нежели все прочее, служат ручательством его громадного таланта, а вместе с тем и того, что он был только поэт, а отнюдь не художник, то есть, обладая великими силами поэзии, не умел владеть ими. Ни одна пьеса его не чужда реторики, слабых, растянутых и вялых стихов, вставочных мест, а потому все они лишены индивидуальной целостности, общности впечатления, лишены этой виртуозности, которую придает произведению окончательная отделка художнического резца поэта. Тем не менее Державину первому принадлежит честь ознакомить русских с антологическою поэзиею, – и его анакреонтические пьесы, недостаточные в целом, блещут неподражаемыми красотами в частностях, хотя и нужно иметь слишком много самоотвержения, свойственного пламенным дилетантам, чтоб усмотреть в них красоты, несмотря на восторг, беспрестанно охлаждаемый дурными стихами.

Державин только начал; но действительно познакомили нас с духом древней классической литературы, и переводами и оригинальными произведениями, два поэта – Гнедич и Батюшков:[10 - Имя Мерзлякова также заслуживает упоминания в доле знакомства нашей литературы с древнею поэзиею: некоторые его переводы из древних весьма примечательны; переведенная им элегия «Сафо к Венере» особенно интересна и сама по себе, и в сравнении с этою самою пьесою Державина[52 - Имеется в виду «Гимн Венере от Сафы» (1826).