— В „Санди“ лежат две статьи твоего Карла Стрейберта.

Думаю, что Ивон при помощи одного из своих трюков, которыми она мастерски владела, все же раздобыла копию рецензии, если не весь материал полностью, ибо через пару дней после его отправки телефон у меня не смолкал. Знакомые писатели и издатели спешили уведомить меня, что с ними разговаривала Ивон и вкрадчиво пыталась представить Йодера и его книгу как украшение американской духовной жизни, а меня характеризовала как неблагодарного тупицу. Стало ясно, что Ивон занялась тем, что у политиков во время последней президентской избирательной компании называлось „манипулированием общественным мнением“.

Она знала, кому звонить, и была преисполнена решимости свести к нулю будущее воздействие моей отрицательной рецензии на книгу. Так же она, насколько я мог судить по тому, что мне рассказывали друзья, надеялась убедить „Таймс“ снять мой пространный очерк с анализом несостоятельности Йодера. Она представлялась мне в те дни одним из тех пожарных с Запада, которые, появляясь на телеэкранах, уставшие и закопченные, объясняют, как они зажигают встречный огонь, чтобы потушить полыхающий пожар.

Вряд ли она звонила в „Таймс“ сама, так как однажды уже говорила мне:

— Еще на заре своей редакторской карьеры я усвоила одну прописную истину: никогда нельзя заставлять журнал пересмотреть рецензию или, наоборот, настаивать на рецензии, когда он решил не давать ее. Был у меня один молодой человек, ужасно высокого мнения о себе и своей книге, которая гроша ломаного не стоила. Я редактировала ее только потому, что на этом настояло издательство. Она представлялась мне настолько плохой, что я вздохнула с облегчением, когда „Таймс“ полностью проигнорировала ее. Однако молодой человек развернул бешеную кампанию, чтобы заставить меня убедить газету в необходимости публикации рецензии на его книгу. Когда я отказалась и посоветовала ему бросить это дело, он настрочил гневное письмо обозревателю газеты с вопросом, побеспокоился ли тот о том, чтобы вообще прочесть его книгу.

Через несколько дней в газете появилась рецензия, начинавшаяся со слов: „На прошлой неделе я получил письмо от Гарри Джекмана с вопросами, удосужился ли я вообще прочесть его книгу „Ночь в пустыне“ и когда собираюсь поместить на нее рецензию. Так вот, я удосужился, и вот моя рецензия“. Статья была столь убийственна, что Ивон никогда ничего больше не слышала об этом молодом человеке. Но она размножила ее и посылала копии молодым авторам, когда те пытались проталкивать свои книги в оскорбительной манере.

Кроме того, существовала еще одна причина, по которой ей нельзя было ссориться с „Таймс“. Отвечая ежегодно за редактирование и выпуск по меньшей мере восьми книг, она не решалась лезть на рожон из-за Йодера, ибо могла поставить под угрозу семь остальных книг. Поэтому ее ответом на плохую рецензию обычно было: „В следующий раз нам повезет больше“.

Но, по-видимому, серьезные сомнения в моих статьях были у самой „Таймс“, ибо в колледж позвонила женщина из „Книжного обозрения“ и попросила меня к телефону. Ей ответили:

— Профессор Стрейберт на занятиях. Его нельзя беспокоить.

— Его надо побеспокоить, потому что это весьма важно.

Когда я взял трубку, она сказала:

— У нас две ваших статьи: рецензия и сопровождающий ее очерк. В них оказалось больше негатива, чем ожидалось. Мы решили зарезать очерк, но гонорар за этого покойника вы, безусловно, получите.

— Вы просили две статьи определенного объема, и я представил их.

— Рецензию мы опубликуем в том виде, в каком она написана, тут уж мы никуда не денемся, разве что опустим отдельные слова, которые нас не устраивают.