— Вместе с ней мы сварганили броский плакат. Вы крупным планом посередине, а внизу слова: „Этому известному критику, живущему в Грензлере, не интересен блестящий роман Лукаса Йодера „Каменные стены“. А всей остальной стране интересен“.

— Я никогда не видел такого плаката.

— А он так и не вышел. Когда я доводил его до ума, Ивон подошла к моему рабочему месту, постояла несколько минут, постукивая каблуками, и, накрыв ладонью ваше лицо, сказала: „Кончай это, человек пытается начать новую жизнь, и я не хочу перекрывать ему путь дешевым плакатом“.

* * *

Моя рецензия на „Каменные стены“ нигде не вызвала такой бури, как в нашем колледже, где ее восприняли как пасквиль одного выпускника на другого. Когда президент Росситер вызвал меня на ковер, передо мной был уже не тот чиновник, который лебезил перед потенциальными меценатами. Как бульдог, защищающий свою кость, он прорычал:

— Что это за ребячество, Карл! Вы злитесь, уходя от нас, потому что у вас не сложилась личная жизнь. И вы, как шестнадцатилетний юнец, хотите сделать это, громко хлопнув дверью. Но учтите, себе вы навредите больше, чем нам. В любом колледже на вас будут смотреть как на человека, способного оскорбить того, от кого вы приняли миллионы долларов на развитие своей кафедры.

Когда я попытался защищаться, он нанес мне удар в самое уязвимое место:

— Вы не задумывались о том, что вам, как профессиональному критику, нельзя было даже рецензировать книгу Йодера, не говоря уже о том, чтобы бичевать ее? Даже если бы вы написали хвалебную рецензию, все равно бы вызвали подозрение в академических кругах — слишком близко вы знакомы с автором, слишком тесно переплетены ваши личные отношения. Надеюсь, что в Филадельфии вы будете вести себя более зрело, чем у нас. Вы правильно делаете, Стрейберт, что уходите. Вы больше не пользуетесь нашим расположением.

Миссис Гарланд тоже не преминула отчитать меня:

— Позор! У вас, должно быть, поехала крыша, если она у вас есть вообще.

Что касается реакции самого Йодера, то я узнал о ней от одного из своих студентов и не смог скрыть удивления:

— Моя тетка, которая помогает миссис Йодер делать уборку в доме, рассказывала мне, что в воскресенье он раскрыл „Таймс“, посмотрел вначале „Недельный обзор“, затем небрежно полистал „Книжное обозрение“ и на странице 12 увидел жирный заголовок: „Грензлерский октет“ рухнул не с грохотом, а с визгом». Взгляд его задержался на подписи «Карл Стрейберт», но читать рецензию он по своему обыкновению не стал. После беглого просмотра первой полосы, где были новости, он отложил пухлый воскресный выпуск в сторону и пошел в свою столярную мастерскую.

А вот Эмма, по словам студента, не пропустила рецензию, появления которой она ожидала в этом выпуске, и издала яростный рык, когда прочла все девять абзацев, в которых я громил ее мужа и его роман. И, зная, что Лукас старается избегать таких моментов, тем не менее ворвалась в мастерскую со словами:

— Дорогой, ты должен знать об этой ужасной вещи… — И срывающимся голосом прочла два моих заключительных абзаца:

«„Каменные стены“, замковый камень в цепи скучных романов, со всей очевидностью демонстрирует хлипкость основы, на которой выстроена вся эта эпопея. Он затянут, сентиментален и топорно сработан. Его персонажи деревянные, а диалоги мелкие, как опилки. Действие хромает, сюжет трещит по швам, а манера рассказчика, которой якобы знаменит мистер Йодер, набила оскомину. И, что самое прискорбное, своих земляков из пенсильванской Германии он представляет какими-то забавными чудаками и напрочь лишает их ореола непокорности современному миру, которому те не доверяют.»

«Трудно себе представить, чтобы мало-мальски серьезный писатель тратил свое время на такую слащавую стряпню.