кончается Южный Токленд и начинается Роркленд. Но таким знаком, несомненно

же, служил Тигги Хилл с его двойной вершиной и  пологой  котловиной  между

пикам. В голове Ломара не было и мысли об опасности. Он ни о чем не думал,

ощущая только боль во всем теле.

     - Я не могу...

     - Не нужно! - в отчаянии она стала говорить на диалекте  токов,  хотя

обычно говорила так, как ее, очевидно, учил отец. - Ранни!  Мы  должны  до

темноты подняться на Тигги Хилл! Там есть убежище,  там  мы  спрячемся  от

снега и мороза. Если мы не доберемся туда, то до утра мы умрем. Ранни!

     Она положила его руку себе на плечи и повела его.  Спотыкаясь,  почти

ползком они продолжали идти. Он протестовал и чуть не  плакал,  когда  она

заставила его обогнуть подножье холма  и  подниматься  по  противоположной

стороне, чтобы их не заметили на безлесных  склонах.  Убеждением,  лестью,

песнями, угрозами - самыми разными средствами она заставляла его идти. Она

не забывала время от времени менять положение, чтобы  он  мог  сунуть  под

одежду то правую, то левую руку, иначе он обморозил бы их.

     Наконец стемнело. Он потерял всякое представление о реальности, кроме

необходимости поднимать ногу, передвигать ее, опускать,  поднимать  другую

ногу, опускать ее... Лицо его насколько застыло, что он не мог чувствовать

острую боль от снега и дождя, которые попеременно сменяли друг  друга.  Он

слышал откуда-то близко голос: "Я один... пусти.."  Она  наконец  пустила.

Рука его, освободившись, тяжело упала, и он упал вместе с нею.

     Спустя какое-то время он понял, что лежит на сухой земле, что снег  и

дождь прекратились. Потом он увидел блеск огня, все тело его ощутило боль.

Они находились в безопасном убежище на  Тигги  Хилл,  в  убежище,  которое

время от времени использовали собиратели краснокрылки.

     - Счастье, что здесь есть дрова, - сказала она скорее себе, чем  ему.

Хотя губы ее продолжали двигаться, следующих слов он не  слышал;  вспомнив

молитву ее отца, он понял, что она разговаривает не с ним.

     Когда она перестала молиться, он спросил:

     - Разве это убежище не занято?

     Она пожала плечами.

     - Тут никого не было, когда мы пришли. И никто не  придет  до  нашего

ухода... если мы не задержимся надолго.

     Вскоре они настолько согрелись, что уже смогли съесть  остатки  своих

запасов, потом уснуть. Он не  знал,  сколько  может  быть  времени,  когда

проснулся, оцепеневший и замерзший, с резкой  болью  внутри  где-то  между

легкими и спиной.  Тусклый  серый  свет  проникал  сквозь  лишенное  двери

отверстие, и при этом свете он увидел, что Норна что-то чертит палочкой  в

грязи.

     - От меня тебе не очень много пользы, - сказал он спустя минуту.

     Она удивленно взглянула на него. На одной щеке была полоска от  угля:

вымазанными руками она отбросила назад волосы.

     - Я боюсь... одна, - сказала она. Потом. - Смотри. - Он сел, скрестив

ноги, рядом с ней и слушал ее объяснения чертежа.