— Ты, возможно, хотел израсходовать часть этих денег на что-то нужное?

Леон удивленно глянул ей в глаза, покачал головой и с легким осуждением в голосе ответил:

— Не говори глупостей, Нариз. Просто, если бы ты наделала долгов, мне пришлось бы пересматривать траты, которые я запланировал на весну. Конечно, я бы не отказался их оплатить — ты моя жена, но я очень рад, что этого не придется делать.

Впрочем, особо расстраиваться и раздумывать ей было некогда. С дороги ее ждал горячий душ, надо было распорядиться кое-чем по дому, проследить, чтобы разложили по нужным местам привезенные ею с собой закупленные для замка вещи, и сделать еще тысячу и одно дело.

Сменившая гнев на милость Катиш без зазрения совести гоняла повеселевшего Волта с поручениями. Впрочем, Нариз видела, что ему нравится эта грозная командирша. Ну ничего, весной они пройдут обряд в Храме, глядишь, Катиш и станет помягче.

Муж не появлялся, и настроение Нариз портилось — письма письмами, а ей хотелось поговорить с ним, рассказать все новости о будущей типографии, обсудить, стоит ли выкупать это здание на окраине или пока лучше платить аренду, да и просто забраться к нему на колени и вдохнуть теплый, родной запах.

Леон появился в ее комнате незадолго до ужина.

— Ты готова? У меня есть для тебя небольшой сюрприз.

— Сюрприз? — Нариз насторожилась.

— Да. Пойдем.

Повел он ее не к себе в комнату, как она того ожидала, а вывел через боковой проход прямо на второй этаж нежилой части. Нариз видела, что здесь уже начат ремонт, и не слишком понимала, куда он ее тащит. Леон потребовал:

— Закрой глаза.

На лицо ей легла большая, теплая рука — он подстраховывался. Она слышала какое-то шуршание и чувствовала его движения. Похоже, распахнул одну из дверей в комнату. Слегка подтолкнув ее своим телом, он предупредил:

— Осторожно, здесь ступенька, — и придержал ее, не давая упасть.

— Ну, вот, теперь ты можешь смотреть, — его ладонь перестала закрывать глаза.

Комнатка была маленькая, но выглядела при этом совершенно фантастически. Тепло натопленная и освещенная камином, она имела только одно небольшое окно, почти скрытое под шторкой. Стены, также как и потолок, были задрапированы тканью песочного цвета.

Половину помещения занимал подиум, заваленный грудой разноцветных подушек и мягких валиков. Нариз присмотрелась — вышивки на подушках были теплых рыжеватых, охристых цветов, переходящих в кремовое и молочно-розовое. Местами проблескивали золотые искорки. И хотя все рисунки были разного размера и формы, их объединяло одно — розы.

Перед подиумом стоял низкий, заставленный едой стол. И вместо обычных фарфоровых тарелок вся пища была разложена по пиалам. Дымилось нечто, похожее на плов, испуская тонкий аромат специй и приправ, вплетал умопомрачительные нотки запаха большой кусок жареного мяса на плоском блюде, медово поблескивали вываренные в сиропе орешки.

Нариз чуть растерянно провела рукой по стене, ощущая шелковистость ткани, подошла к подиуму и почти автоматически уселась в привычной ей позе — по-турецки, подтянула одну из подушек на колени, рассматривая вышивку и ведя пальцем по крупным лепесткам…

— Это — роза песков, — чуть сипловато сказал Леон. И немного нервничая от молчания жены, не понимая, угодил ли он ей подарком, закончил: — Я подумал, что тебе иногда приятно будет вспомнить свою прошлую жизнь.

Нариз молчала, опасаясь заговорить — горло сжал спазм.

Подарки ей дарили и раньше. Полезные — родители, формальные — мужчины, с которыми она жила, ну, какую-нибудь там туалетную воду или конвертик, со словами «дорогая, купи себе, что хочешь», иногда это была даже какая-то дурацкая плюшевая игрушка и банальное: «дорог не подарок, а внимание!».