— Мы не кормимся человеческими несчастьями, — мягко заметил Михал. — Мы боремся с ними.

— Но ведь вы не станете бороться с пустотой, — рассмеялась Пилар, — это как флот без противника. И именно такие люди, как мы, обеспечивают вас работой.

— Поверь, Пилар, тот день, когда нищета и страдания останутся в прошлом, станет счастливейшим днем в моей жизни.

— А чем же вы тогда займетесь?

— Стану днем и ночью славить Господа нашего за его доброту.

— Вот как? А сейчас вы, должно быть, днем и ночью проклинаете его за жестокость?

— Конечно же, нет! Сейчас я молю Его простить нам те грехи, что мы совершили за всю нашу долгую и кровавую историю.

— Вот как?

— Ты считаешь, что я не прав?

— Я не священник и мало смыслю в религии, — пожала плечами девушка. — Но я бы, скорее, попросила его убраться прочь и оставить нас в покое. Пускай позволит нам взобраться опять на ту вершину, с которой мы скатились.

— Прискорбно, что очень многие люди думают так же, как и ты, — вздохнул Михал. — В конце концов, если ты веришь в Бога, то наверняка…

— О, я верю в Бога, тут все в порядке, — девушка тряхнула головой. — Но еще больше я верю в Человека.

— Нет ли здесь небольшого противоречия? — мягко спросил священник.

— Оглянитесь вокруг, святой отец, — Пилар широким жестом обвела покрытые пылью улицы и полуразрушенные домишки. — Все это Божьих рук дело. А теперь вспомните про Делурос, Калибан, Землю — вот это дело рук Человека.

— Да, человек обустроил эти миры, но только с помощью и с позволения Господа. Бог в ответе не только за наши несчастья, но и за наши успехи.

— Правда, — легко согласилась Пилар, — и я смотрю на это как на сотрудничество Бога и Человека. Бог дает, а Человек берет. Правда, сейчас Бог не слишком‑то щедр.

— Поэтому мы и должны молить о прощении грехов, за которые он обрек нас на нищету и страдания.

— Я слишком уважаю Бога, чтобы врать ему. А мое раскаяние будет настоящим враньем. Я не виню Человека за то, что он сделал. Религия — это ведь опора для души. Но если мы вынуждены врать и пресмыкаться, то какая же это опора? Это все равно что калечить самих себя ради его милостей. Как можно требовать подобной глупости?

— Никто не заставляет тебя лгать, Пилар. Религия — это лишь нить, связующая нас с Богом. И если ты чувствуешь эту связь, то раскаяние не может быть ложью.

— Но неужели вы не гордитесь деяниями Человека? Ведь Человек пришел на миллионы чужих и негостеприимных миров и создал их заново. Он придал Галактике форму, а возможно, и смысл. Почему я должна этого стыдиться?

— Но посмотри, куда нас это привело!

— В следующий раз мы будем умнее.

Михал вздохнул.

— Я думаю, нам лучше вернуться. Прошло уже почти сорок минут. Он, наверное, проснулся.

Остаток дня священник и девушка провели у постели больного.

С наступлением ночи его дыхание стало прерывистым, левая рука начала судорожно подергиваться. Наконец старик открыл глаза.

— Ты все еще здесь, священник? — прохрипел он.

— Я не покину вас, — торжественно провозгласил. Михал.

Старик невразумительно буркнул в ответ, судя по всему, что‑то не слишком‑то лестное для Божьего слуги. Неожиданно тело его напряглось, лицо исказилось от боли.

Михал подался вперед и взял старика за руку.

— Будьте мужественны, друг мой, — сказал он ласково, когда умирающий обмяк.

— И я тоже желаю тебе мужества, — неожиданно твердо ответил старик, — и силы.