|
.. Летучие мыши кружатся, разрезая бритвой крыльев воздух у края потемок, не осмеливаясь ни остаться на свету, ни ринуться в отверстую пропасть, туда, вниз... Даниель снова оказался на опушке дремучего леса, куда некогда его завлекли. В ту пору Мартина держалась на опушке таинственного мира, и тогда у нее было обличье красивой, очень красивой девушки... А теперь Мартина обернулась летучей мышью, и ее темное царство больше уже не влекло Даниеля. Он нашел женщину, с которой хотел жить на ярком солнце и без которой свет ему был не мил. Жизнь с ней казалась столь радостной, что у Даниеля появились даже мысли о смерти: он был так счастлив, что боялся умереть. Для Мартины не осталось места в жизни Даниеля. Она — всего лишь препятствие, мешающее ему соединиться с Марион, препятствие, которое нужно устранить как можно быстрее. В его записной книжке значилось: «Метрика, военный билет, Мартина, Школа, рубашки, воротнички...» И ниже два раза подчеркнутая строчка: «Ода», «Одеколон Лаванда». Это были духи для Марион. Он не ожидал такого взрыва, заряда такой разрушительной силы. Он думал, что Мартина сначала поплачет, возмутится, покричит... Но на самом-то деле между ними все так давно уже кончено, что она как будто должна была быстро успокоиться. Мартина стала такой сухой, эгоистичной. И вот... все то, что происходит, похоже на ночной кошмар. Даниель отступил в переднюю... Он не осмелился выйти на балкон, опасаясь, что она сбросит его оттуда взмахом крыла. Он даже успел закрыть двери и окна, прежде чем гроза в квартире достигла апогея. Потом он застыл, прижавшись к двери маленькой передней. Он мог бы выскользнуть на лестницу, но это и в голову ему не пришло, ведь не убегают же из квартиры при виде горящих занавесок. Необходимо остаться, может быть, накинуть на Мартину одеяло, пальто, бросить ей под ноги табуретку. Но оттуда, где он находился, ни до чего нельзя было дотянуться... Раз она не нападает на него, самое разумное — не двигаться и ожидать, пока она выбьется из сил. Все происходило в жутком молчании, ни слова, ни звука, только это безумное метание, которое еще более увеличивало сходство Мартины с летучей мышью. Вдруг она упала, замерла, распростершись на полу, и снова приняла человеческий облик. Даниель шевельнулся, шагнул, приблизился и склонился над ней. «Мартина!» — позвал он. Она сделала болезненную гримасу, попыталась встать, но не смогла и подползла к постели. Он помог ей лечь, принес воды. Но она с такой силой оттолкнула стакан, что вода расплескалась; наконец она обрела дар речи: — Подлец, негодяй, прохвост, мерзавец, распутник, дерьмо... Ты загубил мою жизнь, ты превратил меня в бесполое существо... Я теперь просто вещь, неодушевленный предмет... Подонок, сутенер, папенькин сынок, эксплуататор, кровопийца... А я, как же я? Что будет со мной? Сама уже не пойму, женщина ли я после того, как жила с мужчиной, которому не нужна, который только спал в моей постели, но не любил меня... Мне уже не двадцать, а двадцать семь, пора расцвета, а я по твоей милости — старая дева... проклятый импотент, гнусный тип... пойду в полицию, у меня связи в министерствах. я докажу... твои супружеские обязанности... это ты меня сделал бесплодной, из-за тебя я больше никому не нужна... И это я, красавица, богиня... Ника Самофракийская... разбита, сломлена... Кредит меня загубил... тяготы его льгот... Твои розы тоже, оказывается, были в кредит, и ты отнял их у меня, подлец! Совсем как стиральную машину. |
