|
— Необходимо выполнить кое-какие формальности... — Расходы будут? Я не собираюсь тратить деньги на это «наследство». — Следовательно, надо его продать, мадам Донель, — метр Валат заговорил официальным тоном. — Ну конечно, — Мартина встала. — Поручаю все это вам. Нет ли у вас ключа? — Нет, мадам, ключа у меня нет... Никому не придет в голову... Да и вообще — существует ли ключ?— Метр Валат открыл дверь.— Вы приехали на машине, мадам? — Нет, автобусом. — Если вы хотите посмотреть участок, я к вашим услугам: могу отвезти... — Очень любезно с вашей стороны. Только это ведь тут совсем близко, я пройдусь пешком. Было уже поздно. Контора опустела, лишь одна машинистка, надевавшая чехол на машинку, с видимым нетерпением ожидала конца разговора, чтобы дать патрону письма на подпись. Метр Валат еще раз поклонился. — Я займусь вашим делом, мадам... Всегда к вашим услугам... Мартина шла по улице. У табачной лавочки, куда она когда-то бегала за спичками, стояли теперь серые цементные ящики с цветами. Все ли еще там распоряжается эта стерва Мари-Роз? Витрина торговца красками все такая же пыльная... Еще одна заправочная... А домика газовщика, значит, уже не существует! Перед заправочной — газон, цветы, и человек в ярко-синем комбинезоне заправляет машину, черную с белым верхом... Возле домика деда Маллуара в облезлом плетеном кресле сидит старик... Может быть, это сам дед Маллуар? Огород за домом — не возделан, разросшийся шиповник навалился на расшатанный забор. Старик, опершись подбородком на палку, проводил Мартину долгим взглядом. Дом деда Маллуара стоял на самом краю деревни, за ним начинались поля, а деревенская мостовая переходила в гудронированное шоссе. Мартина прошла мимо поворота, ведущего к лачуге: ей не хотелось сразу там очутиться, лучше сначала погулять в своем лесу, а туда еще успеется... Никто и нигде ее не ждет, времени для нее не существует. Мартина углублялась все дальше в лес... Она испытывала облегчение, как если бы сняла тесный корсет, дышала всей кожей, грудью, животом, она чувствовала себя рыбой, которую бросили в воду. Впервые после той ночи она была способна ощущать что-то, помимо нестерпимой боли. Она попробовала взмахнуть руками, расправить плечи, вытянуть шею. Все было послушно ей. Запахи леса приветственно шли ей навстречу, мох услужливо поддавался ее ногам, как каучуковые ковры в «Институте красоты». Зоркие глаза Мартины привычно поглядывали по сторонам, она припоминала, что цветет в это время года... фиалки, ландыши... А вот и полянка, на которой трава сохраняет влагу в течение всего года, даже в засуху. Там, на краю, под огромным тополем, увитым омелой, лежал, как на сцене в опере, большой камень. Мартина уселась на него и, не отрываясь, смотрела на зеленую полянку, поросшую неестественно яркой ядовито-зеленой травой, прикрывавшей предательскую трясину... Увязнуть там... Худшая из медленных смертей. Медленно, медленно погружаешься все глубже и глубже, а вокруг нет ничего твердого, устойчивого, на что можно было бы опереться, за что можно было бы зацепиться... будто кто-то тянет тебя за ноги, все тянет тебя вниз и вниз. |
