|
.. Глядя на него, и я пристрастилась к вину. И она нерешительно добавила: - В вашем-то доме я не осмеливалась пить, из-за Изабель... Она прикусила язык, как бы испугавшись, что оскорбила меня. Тогда я спросил: - Вы боитесь Изабель? - А вы разве нет? Рэй тоже перед ней робел. Он восхищался вами... - Рэй мною восхищался? - Он говорил, что вы вполне сознательно и умно выбрали ваш образ жизни, что вам ни к чему оглушать себя каждый вечер предаваясь светским развлечениям, заводя бесчисленные любовные интрижки. А не издевался ли он надо мной? Я был ошеломлен. Я представлял все себе совершенно иначе. - По мнению Рэя, человек, способный жениться на Изабель, живущий с ней изо дня в день... - Но почему? Он вам объяснил почему? - Разве сами-то вы не понимаете? Ее удивила моя наивность, и я внезапно понял, чем объяснялось поведение Моны по отношению ко мне все эти дни. Для нее сильным человеком был я, а вовсе не Рэй. Поэтому она совершенно естественно ждала от меня поддержки. Когда она смотрела на меня, забившись в кресло, или прижималась ко мне плечом, в этом не было чувственности. - Я часто наблюдала за вами обоими, Доналд... С Изабель невозможно фальшивить. Но и позволить себе хотя бы на секунду расслабиться тоже невозможно. Это необыкновенная женщина, и надо быть необыкновенным человеком, чтобы жить бок о бок с ней. Это признание настолько сбило меня с толку, что я потом часа два не смог уснуть. - Вот у Рэя были и взлеты и падения, как, впрочем, у всех обыкновенных людей... Вы не оставите меня одну, без помощи, теперь, когда его не стало? - Но, Мона, я только и думаю о том, чтобы... Я хотел встать, броситься к ней, прижать ее к груди. Я был смущен, возбужден, совершенно не владея собой. - Успокойтесь... Она приехала... Из снега вынырнул маленький "Фольксваген", который я купил жене для ее хозяйственных поездок. Я видел, как Изабель вышла из гаража с сумкой для провизии в руках, лицо ее было, как всегда, спокойным и ясным, щеки слегка раскраснелись, голубые глаза, те самые глаза, которые не терпят ни фальши, ни лжи, смотрели прямо и безмятежно. Мне предстояло все пересмотреть сначала: Рэй восхищался мной. Мона тоже восхищалась мной на свой лад, она в этом только что призналась. А я-то, несчастный идиот, не осмелился в ту роковую ночь коснуться ее руки, которая свесилась с матраса на паркет и так сильно влекла меня к себе. Мона, конечно, никак не могла бы догадаться, что ее слова о моих взаимоотношениях с Изабель принесли мне избавление. Ведь когда-то я тоже восхищался своей женой. Я даже боялся ее, боялся ее нахмуренных бровей, тени, омрачавшей ее ясный взгляд, ее не высказанного словами осуждения. Но она никогда не сказала мне ничего неприятного. Никогда ни в чем не упрекнула меня. Наверное, мне доводилось быть и неприятным, и несправедливым, и смешным, и еще там каким-нибудь и в отношении нее, и в отношении наших детей. Никогда я не слышал от Изабель ни слова осуждения. И улыбка никогда не исчезала с ее лица. Только глаза говорили. Но никто, кроме меня, не умел читать в них. Для всех они оставались неизменно ясными и безмятежными. Что подумала бы Мона, если бы я ей признался: - Я женился не на женщине, а на судье. |
