Поэтому-то он напропалую пил и волочился за женщинами... Бедный Рэй!
Понимает ли Элен, что в моем лице перед ней находится совершенно новый человек? А Хиггинс? Все те, кого мне предстоит встретить, будут ли они видеть во мне совершенно другого Доналда Додда?
Мои жесты, привычки не изменились. Конечно, и голос тоже. А взгляд?
Возможно ли, что взгляд у меня остался прежним?
Надо посмотреть на себя в зеркало над умывальником. Ведь у меня тоже голубые глаза, но только темнее, чем у Изабель, и даже с коричневыми крапинками, тогда как у нее действительно голубые, как весеннее, безоблачное небо.
Я издевался над самим собой:
- Нечего сказать, многого ты достиг... Что еще предпримешь?
Ничего. Буду продолжать. Безусловно, пересплю с Моной, и никаких последствий это не возымеет.
В субботу утром или в пятницу вечером мы с Изабель или кто-нибудь из нас поедем за девочками в Литчфилд. В машине мы будем выглядеть дружной семьей.
Только я-то уже не верю в семью. Я ни во что теперь не верю. Ни в самого себя, ни в других. По существу, я изверился в человечестве и понимал теперь, почему отец Рэя пустил себе пулю в лоб.
Кто знает, не случится ли этого и со мной? Очень успокоительно держать револьвер в ночном столике.
В тот день, когда мне надоест барахтаться в жизни, достаточно будет одного жеста, и баста.
Изабель прекрасно управится с девочками, да к тому же она получит довольно большую сумму по страховому полису...
Никто не читал этих мыслей на моем лице. К людям так привыкают, что продолжают видеть их все теми же, что и в первый раз...
Разве я, например, отдавал себе отчет, что Изабель уже за сорок и что волосы у нее начали седеть? Мне приходится сделать над собой усилие, чтобы понять: мы оба уже перешагнули за середину отпущенной нам жизни и очень скоро станем стариками.
Да разве я уже и не кажусь стариком своим дочерям? Могут ли они вообразить, что я сгораю от желания сойтись с такой женщиной, как Мона?
Готов держать пари, они воображают, что с их матерью мы уже не способны на любовь и именно поэтому у них и нет целой кучи сестер и братьев.
Вернувшись домой, я застал Изабель за стряпней. Она стояла нагнувшись, и я, как обычно, коснулся губами ее щеки. Потом я прошел сменить костюм на старую домашнюю куртку из мягкого твида с кожаными нашивками на локтях.
Открыв шкаф с напитками, я крикнул:
- Выпьешь чего-нибудь?
Она поняла, что я имею в виду.
- Нет, спасибо... Впрочем, да, только посильнее разбавь...
Я приготовил для нее легонький скотч, а себе куда более крепкий.
Она присоединилась ко мне в гостиной. На ней было домашнее платье в цветочек, которое она всегда надевала, занимаясь хозяйством.
- Я еще не успела переодеться...
Протягивая ей стакан, я сказал:
- Твое здоровье...
- И твое, Доналд...
Мне показалось, что в ее голосе звучала некая значительность, содержавшая как бы предупреждение.
Я предпочел не смотреть ей в глаза, опасаясь встретить иное выражение, чем обычно. Пройдя в библиотеку, я уселся в свое излюбленное кресло, а она вернулась к хозяйственным хлопотам.
Что она подумала, найдя окурки? Идя в гараж, была ли она уверена, что найдет их или, во всяком случае, найдет след моего пребывания там?
Что навело ее на мысль о моем истинном поведении, когда я вышел из дома на поиски Рэя? Как она поняла, что я вовсе не намеревался углубиться в пургу?
Она не могла видеть, что я свернул с дороги, ночь была чересчур темна. |