|
Во времена Рэя они встречались с множеством людей, принимали у себя или выезжали в свет почти каждый вечер. Эта область остается для меня чуждой. Как бы по взаимному соглашению мы с Моной ее обходим. Я не знаю, с кем она встречается, когда меня нет в Нью-Йорке. Возможно, у нее есть любовник или любовники. Более чем вероятно. Ей нравится предаваться любви без романтизма, я бы сказал даже, без страсти, по-товарищески. Приезжая, я всегда застаю ее в пеньюаре и самым естественным образом увлекаю к тому дивану, на котором впервые овладел ею. Потом она достает напитки, уносит стаканы в спальню и приступает к своему туалету. - Как поживает Изабель? - Она говорит о ней при каждой нашей встрече. - По-прежнему ничего не говорит? - Она смотрит на меня... - Такова у нее тактика. - Что вы хотите этим сказать? - Молча глядя на вас, ни в чем не упрекая, она добьется того, что вы почувствуете угрызения совести. - Нет. - Она на это рассчитывает. - Ну что ж, в таком случае она ошибается. Мона заинтригована поведением Изабель, ее характер производит на нее сильное впечатление. Для меня наступает лучший момент дня, лучший момент недели. Мона занимается своим туалетом, а я с наслаждением погружаюсь в эту интимность, как в теплую ванну. Я изучил каждый ее жест, каждую гримаску, манеру, с которой она вытягивает губы, когда красит их. Когда она принимает ванну, я слежу за капельками воды, стекающими по ее золотистой коже. У нее кожа не бело-розовая, как у Изабель, но как бы позлащенная солнцем. Мона - крошечная. Почти ничего не весит. - Лауэнштейн решился? Мы и тут говорим о ее делах. Мы много ими занимаемся. Лауэнштейн декоратор, который предложил купить оптом всю обстановку с Сэттон Плейс, за исключением той мебели, которую Мона оставила себе. Оставалось договориться о цене. Теперь это состоялось, а арендный договор на квартиру был заключен с одним актером, приехавшим из Голливуда, чтобы играть на Бродвее. С братьями Миллерами тоже почти обо всем уже договорились, и имя Сэндерса давно уже сцарапано со стекол, где оно было написано рядом с Миллер и Миллер. Остается уточнить некоторые детали. Я никогда не спрашивал Мону, что она сделала с одеждой Рэя, с его клюшками для гольфа, а также со всеми другими его личными вещами, которых я больше не вижу. Мы часто спускаемся позавтракать в ресторанчик, что на первом этаже, где всегда садимся в один и тот же угол. Хозяин подходит к нам поздороваться. Нас принимают за супружескую пару, и нам это кажется забавным. После обеда я почти всегда пускаюсь в путь, то по делам Моны, то по моим собственным. Мы назначаем друг другу свидание в баре. Выпиваем там мартини в качестве вечернего аперитива, предпочитая самое сухое. Пьем мы изрядно, может быть, чересчур много, но никогда не напиваемся. - Где будем ужинать? Мы идем наугад, пешком, случается, что Мона спотыкается на своих высоченных каблуках и виснет у меня на руке. Однажды мы встретили Джостина Грипе из Ханаана, одного из гостей на памятном приеме у старого Эшбриджа. Он воздержался от поклона. Я обернулся одновременно с ним и заметил его смущение. Теперь весь Брентвуд, весь район будет извещен, что у меня связь в Нью-Йорке. |
