Изменить размер шрифта - +
Я обернулся одновременно с ним и заметил его смущение.
     Теперь весь Брентвуд, весь район будет извещен, что у меня связь в Нью-Йорке. Узнал ли он Мону? Возможно, но не обязательно, ведь она была тогда впервые у Эшбриджа, а вид у нее не слишком запоминающийся.
     - Это ваш клиент?
     - Дальний знакомый... Он живет в Ханаане...
     - Вам неприятно, что он вас увидел?
     - Нет.
     Напротив! Я покончил со всеми этими людьми. Настанет момент, когда они поймут, что, если я еще делаю вид, будто участвую в их игре, я в нее уже не верю.
     В одну из суббот я поехал в Торрингтон. Это спокойный маленький городишко, где всего лишь две торговые улицы среди жилых кварталов.
     В западной части города расположено несколько небольших предприятий, почти кустарного производства, как, например, фабрика часов или совсем новая, изготовляющая крошечные детали для электронных машин.
     Дом, где я родился, стоит на углу тупика и главной улицы, на нем вывеска, на которой готическими буквами написано "Ситизен". Большинство рабочих типографии служат у моего отца уже тридцать лет с лишним. Все здесь устарело, начиная с машин, которые казались мне в детстве столь восхитительными.
     Была суббота, и типография не работала. Тем не менее отец сидел в своей застекленной клетке, по обыкновению без пиджака, и его было видно с улицы.
     Он всегда работал на виду, как бы показывая, что его газете нечего скрывать.
     Дверь не была заперта, и я вошел. Я сел по другую сторону бюро и дожидался, пока отец поднимет голову.
     - Это ты?
     - Прости, что не приезжал так долго.
     - Значит, были дела поважнее. К чему же извиняться.
     Это стиль моего отца. Не помню, чтобы он меня целовал хоть когда-нибудь, даже когда я был ребенком. Он довольствовался тем, что по вечерам подставлял мне лоб, как Изабель. Никогда я не видел, чтобы он и мою мать целовал.
     - Ты здоров?
     Я ответил утвердительно, и тут мне бросилось в глаза, что он-то сильно изменился. Шея у него была такая худая, что жилы на ней выделялись, словно веревки, и мне показалось, что глаза у него какие-то водянистые.
     - Несколько дней назад заезжала твоя жена...
     Она мне не сказала об этом.
     - Она приезжала за покупкой; хотела, кажется, купить какой-то фарфор у старого жулика Тиббитса.
     Я помнил с детства этот магазин, где продавали фарфор и серебро. Я был знаком со стариком Тиббитсом и его сыном, который теперь тоже, в свою очередь, состарился.
     Поженившись, мы купили сервиз у Тиббитса, и когда разбились многие из его предметов, Изабель приезжала в Торрингтон, чтобы купить замену.
     - Ты всем доволен?
     Отношения между мной и отцом были столь целомудренно стыдливы, что я никогда не понимал точного смысла его вопросов. Он часто спрашивал, доволен ли я, таким же тоном, как осведомлялся о здоровье Изабель и девочек.
     Но на этот раз не шел ли допрос дальше обычного?
     Не рассказала ли ему чего моя жена? Или не дошли ли до него какие-нибудь слухи?
     Он продолжал читать гранки, вычеркивая и вынося на поля отдельные слова.
     Было ли у нас когда что сказать друг другу? Я сидел и смотрел на него, иногда поворачиваясь к улице, на которой характер движения изменился с моего детства.
Быстрый переход