Изменить размер шрифта - +
..
     Я представил себе одинокого старика в квартире, где нас жило некогда четверо. Он медленно посасывал свою трубку, которая издавала привычное бульканье.
     - Время идет, сынок... Для всех без исключения. Ты перевалил за половину пути... Я же начинаю различать его конец.
     Он не разжалобился над самим собой, это было бы вовсе не в его характере. Я почувствовал, что это обо мне он говорит, пытаясь внушить мне свою мысль.
     - Изабель сидела там, где ты сейчас сидишь... Когда ты познакомил нас с ней, она не понравилась ни мне, ни твоей матери...
     Я не мог сдержать улыбки. Изабель происходила из Литчфилда, а в наших краях литчфилдцы считаются снобами, воображающими себя особой расой.
     Широкие бульвары, много зелени, гармоничные дома, по утрам разъезжают всадники и амазонки.
     У Изабель тоже была лошадь.
     - В людях ошибаются, даже когда воображают, что знают их. Она хорошая женщина.
     Когда мой отец называл кого-нибудь хорошим, это была высшая похвала.
     - Но еще раз скажу, дело твое...
     - Я не влюблен в Мону, и у нас с ней нет никаких планов на будущее.
     Он закашлялся. Уже несколько лет у него хронический бронхит, и время от времени наступает тяжелый приступ кашля.
     - Прости, пожалуйста...
     Его унижает физическое недомогание. Он ненавидит обнаруживать его перед кем бы то ни было. Думаю, из-за этого он и недолюбливает наши посещения.
     - Что ты говорил? Ах да...
     Он вновь разжег свою трубку и, потягивая из нее, раздельно произнес:
     - Тогда это - еще хуже.
     Напрасно я ездил к отцу. Уверен, что мой визит был ему неприятен. Мне он тоже не доставил радости. Между мной и им не существовало никакой близости, но из того немногого, что он сказал, я понял, что такая близость была у него с Изабель.
     Садясь в машину, я увидел через окно, как отец смотрит на меня, думая, вероятно, как и я, что это была наша последняя встреча.
     Всю обратную дорогу мне мерещилось его изможденное лицо, полное меланхоличного достоинства, и я спрашивал себя: сохранил ли он до конца веру и, отходя из жизни, продолжает ли строить иллюзии?
     Верит ли он в полезность своей газетенки, которая еще шестьдесят лет назад восставала против злоупотреблений, а теперь служит лишь удовлетворению людского тщеславия, извещая о помолвках, свадьбах, приемах и прочих маловажных событиях в ближайшей округе?
     Он посвятил этой газете, цепляясь за нее до конца, всю свою жизнь с таким же рвением, как если бы служил великому делу.
     Так же жил бы и мой брат, если бы его не убили на фронте. И разве не так же, с весьма небольшой разницей, жил я сам до тех пор, пока не закурил первую сигарету, сидя на скамейке в сарае?
     Бывают минуты, когда я как бы замираю. Последнее время я ощущаю нечто похожее на головокружения. Но я не болен. И это не от усталости, ведь работаю-то я не больше, чем прежде.
     Возраст? Что правда, то правда, у меня появилось ощущение возраста, о котором раньше я не задумывался, а встреча с отцом еще усилила это ощущение.
     Я хотел объяснить ему про Мону. Я и попробовал. Понял ли он, что для меня она не больше чем символ?
     Между нами нет настоящей любви. Думаю, я вообще не верю в любовь, во всяком случае, в любовь на всю жизнь.
     Мы соединяемся, потому что нам обоим нравится ощущать кожу друг друга, существовать в едином ритме.
Быстрый переход