– Пошел вон, – Келен скрестила руки на груди, чтобы те не тряслись.

– Знаешь, если продолжишь кидаться на всех подряд, помрешь в одиночестве.

– При чем тут все, если не нравишься мне только ты?

– По моим наблюдениям тебе не нравится никто, – холодно заметил парень. – Раз уж ты такая угрюмая, почему бы тебе не сброситься с крыши, а?

– Через неделю я уделаю тебя в хлам.

Келен до конца не осознала, как это получилось. Однако идти на попятную было бы самоубийством.

– То то же, – Карт порядком разозлился, но тут же взял себя в руки. – Жду от тебя чего то приличного, Фаэр.

Келен, не глядя на него, развернулась на каблуках, и колени у нее подкосились от перенапряжения.

«Чтоб тебе язык выдрали!»

– Эй, ты! – раздался сзади ненавистный голос. – Только не вздумай и вправду кидаться с крыши! Слышишь меня, Фаэр? Мне не нужны лишние проблемы из за твоей тупости. Ты меня поняла?

Но Келен не слушала. Внутри все горело от обиды, легкие жгло из за недостатка кислорода, голова кружилась, как будто бы ее владелицу прокатили на смертоносной карусели. Она едва заставляла себя шагать вперед. А в ушах эхом раздавались слова Карта: «Раз уж ты такая угрюмая, почему бы тебе не сброситься с крыши, а? А?»

«Нет. Даже не думай».

Обычно в этих случаях говорят «тебе есть ради чего жить». Но поразмыслив, Келен к своему ужасу поняла, что это ее не касалось.

Тем же вечером она сделала над собой нечеловеческое усилие, и вместо того, чтобы лечь спать, нашла самоучитель шахматной игры. Стоило попробовать не обыграть Карта, так хотя бы дать ему по зубам. Впрочем, спустя несколько минут Келен совсем запуталась в правилах и бросила бессмысленную затею. Коротенькое предисловие учебника гласило, что победа в шахматах во многом зависела от умения человека логически мыслить, а не от знаний разных замороченных стратегий. И Келен легкомысленно решила, что если уж дойдет до дела, она как нибудь разберется.

«Надо только выучить, куда и как ходят фигуры».

Однако из головы не шел совет, бездумно брошенный Оливером.

Келен не раз размышляла о том, зачем ей жить, и кому ее «живые» дни могли бы принести хоть какую то пользу. Тем не менее, столь дикий путь, как прыжок с крыши, не прельщал ее по одной простой причине: в этом смысла не было ровно настолько же, насколько в ее существовании.

Около месяца назад, Келен услышала в вечерних местных новостях о безымянном гражданине, покончившим с собой именно таким способом. У него была большая семья, жена и двое детей, приличная работа и в целом не такая уж скверная жизнь. Келен сидела за обеденным столом, слушая стенания и причитания родственников, друзей, знакомых покойника по другую сторону экрана, и никак не могла взять в толк: что руководило этим дебилом, когда он делал свой последний шаг в пустоту? Наверняка он вляпался в какую то безвыходную историю, но о чем именно думал, стоя на краю карниза? Что чувствовал?

«Должно быть, это не так страшно, как кажется».

Это было последнее, о чем Келен успела подумать перед тем, как усталость сломила ее. И этой ночью ей ничего не снилось, как обычно. Келен давно перестала видеть сны.

Через день почти все в классе, а затем и в школе узнали о споре между ней и Картом. Эмма изводила Келен вопросами, на которые той не хотелось отвечать.

– Я никогда не слышала, что ты увлекаешься игрой в шахматы. Сколько лет за доской?

– Я не играю.

– И в чем смысл вашего с Оливером поединка?

– Спроси у него, – довольно грубо ответила Келен. – Он тебе, конечно, наплетет что нибудь гадкое.