Когда два года назад, однажды вечером, к ним в дом заглянули люди в полицейской форме, мир остановился. Три дня он не шевелился, несмотря на то что вокруг все кипело и горело, подгоняемое горестными стонами и криками; она не реагировала, не думала и ничего не чувствовала. А после похорон, когда Келен осталась наедине с собой в своей комнате, мир рухнул. Девочка проплакала целую неделю, целый месяц и больше не могла успокоиться. Тогда же она и подхватила неизлечимую болезнь, в существование которой никто не верил, даже школьный психолог, и оттого не пытался что либо предпринять. Келен потеряла всяческий интерес к жизни, и больше ей ничего не было нужно.

Нынешняя Келен потерла глаза. Ужасно хотелось спать. Не переодевшись до конца, она рухнула на кровать, замотавшись с головой в одеяло.

Бессмысленно. Ничто не имело смысла. Келен была обречена на вечную смерть.

«Если только не случится какое нибудь чудо».

Каждый новый день делался холоднее предыдущего. В этом году осень не медлила и рвалась занять свое законное место с бешеной скоростью. Спустя каких нибудь две недели без куртки на улицу стало невозможно выходить, а в комнате Келен температура по утрам была почти как на северном полюсе. Девочка куталась в одеяла, жалась к слабо прогретой батарее, ставшей жертвой их извечной экономии, и еле продирала глаза. Ей казалось, что только человек, находящийся в тесной близости со своей кончиной, мог спать столько же, сколько она. Хотя по внешним показателям, она была вполне себе здорова: жара не наблюдалось, давление не понижено, резких болей нигде не было. Зато держалась ужасная слабость.

Днем она неприкаянной душой слонялась по школе, ни с кем не идя на контакт первой. На вопросы Келен старалась отвечать развернуто, но с каждым разом ее веки становились всё тяжелее. Поэтому вечером вместо того, чтобы учить историю, она заваливалась в кровать и не шевелилась до рассвета.

Миссис Фаэр была страшно недовольна дочерью.

– Будь ответственной, в конце концов! – надрывалась та. – Сколько можно сидеть у меня на шее?! Ты не в состоянии даже проснуться пораньше и помочь мне приготовить завтрак! Посмотри на себя. Во что ты превращаешься? Живешь как амёба, ничего…

И так далее.

Келен нигде не могла укрыться. Дома – мама, в школе – Оливер.

– Эй, Фаэр, – однажды сказал Карт. – А ты случайно колесами не балуешься?

Келен недоуменно посмотрела на него, состроив гримасу.

– Чего?

– У тебя с восприятием серьезные проблемки. А в зеркало ты давно смотрелась? Страх один.

– Заткнись, – неубедительно промямлила Келен. – У меня грипп.

– Так иди домой и лечись, идиотка, – безразлично сказал парень. – Будешь еще тут инфекцию распускать.

– А ты не подходи ко мне и не заболеешь.

«Интересно, если я и вправду умру, будет ли хоть кто то обо мне жалеть?»

На самом деле умирать Келен не хотела. И очень этого боялась. Каждый вечер, перед тем как провалиться в сон, она воображала, что наутро уже не проснется.

– Мам, – как то раз обратилась к ней Келен. – Мне кажется, у меня болезнь. Я нехорошо себя чувствую. Может, купим какие нибудь витамины? Самые недорогие.

– Спать надо меньше, тогда и чувствовать себя будешь лучше, – отрезала миссис Фаэр.