– И что я тебе говорила о шоколаде? В твоем мусорном ведре не меньше пятидесяти оберток! Лучше бы фрукты вместо него покупала.
Хуже всего Келен приходилось на уроках, связанных со спортом, кои их школа любила чрезвычайно сильно. Плавание и легкая атлетика были особенно в чести, и каждый раз Келен умирала вдвойне: от стыда за собственный вид в купальном костюме и от прикладываемых усилий. Она мечтала о том, чтобы потерять сознание посреди урока и освободить себя от страданий хотя бы на недельку. Однако тело действовало ей назло: передвигалось с горем пополам, но сдаваться не хотело. И ведь ни одному врачу не объяснишь, что она действительно была больна. Психологические тесты, мол, доказывали обратное.
– Хочешь, чтобы я отстал от тебя раз и навсегда? – однажды спросил Карт.
Келен хотела. И предлагала ему сделать это с давних пор. Собственно, из за этого и наступила между ними непримиримая вражда. Последние два года средней школы Келен пребывала в трансе, и поначалу Оливер всячески пытался ее растормошить. Непонятно, делал ли он это из добрых побуждений или из вредности, но на его подколки Келен, нервная и вечно заплаканная, реагировала крайне остро и не знала, как ответить. Ей всё это казалось унизительным, и спустя пару месяцев они с Оливером здорово подрались: Келен кинулась на него с кулаками первой. С тех пор оскорбления Карта приняли настоящий вид, потому что: «Да ты ненормальная, Фаэр».
– Ну что, хочешь? – повторил он.
– Что тебе надо? – ответила вопросом Келен. От него ничего хорошего ждать не приходилось.
– Предлагаю тебе игру. Ежели победишь ты, я у всех на глазах заберу любые свои плохие слова о тебе, попрошу прощения, короче, все, что захочешь.
– Если проиграю?
Оливер недобро оскалился.
– Пока что не решил. Придумаю по ходу дела.
Келен нерешительно замерла, переводя дух. Последнее время ей тяжело дышалось.
– Что за игра?
– Моя любимая. Не волнуйся, никаких лишних движений твоей хилой тушке выполнять не придется. Проверим, – Оливер постучал себя по лбу, – твои мозги. Если сделаешь меня, это утроит твой авторитет.
Карт выдержал паузу. Келен стояла, чувствуя, как сердце дробно билось у нее под ребрами.
– Партия в шахматы, – наконец заявил ее недруг.
Девочка прикрыла глаза. Шахматы, значит.
Шахматную доску она видела примерно дважды в своей жизни, да и то сторонним наблюдателем. А Оливер знал ту вдоль и поперек, числясь лучшим игроком во всей школе. Он этим часто хвастал, стоило появиться слушателям, потому Келен и была в курсе. Самолично она его игру ни разу не созерцала.
– С какой стати ты предлагаешь это именно мне?
– Не знаю, просто мне очень скучно. – Оливер пожал плечами.
– Я не играю в шахматы.
– Ага, но ведь тебе есть ради чего бороться? Оттого куда как интереснее бросить вызов тебе, а не какому нибудь профи.
– Отказываюсь, – отчужденно бросила Келен.
– Я дам тебе семь дней на подготовку.
– Ты думаешь, я совсем тупая? Ни одному человеку в мире не под силу научиться играть в шахматы за одну неделю. Пока, Карт.
– Хорошо, давай иначе, – Оливер не собирался выпускать жертву с такой легкостью. – Соглашайся на партию – и тогда я на полном серьезе выражу мое почтение, даже если противник из тебя выйдет никудышный. Коль рвешься сдружиться с ребятами, мое одобрение пойдет тебе только на пользу.
Хоть Келен и была смертельно уставшей, это не помешало ей прийти в ярость.
– Мне не нужно от тебя ни черта, – прошипела она. – Засунь свое одобрение себе в зад, самовлюбленный, эгоистичный, тупой…
– Ух ты, ёлки палки, какие мы слова знаем. – Оливер натурально оскорбился. |