– Что делать собираешься, кунак? Какими планами порадуешь?

Ахмет спрятал презрительную улыбку. Придвинулся к боссу и принялся шопотом информировать о уже сделанных шагах и о шагах планируемых. Ганс заинтересованно слушал, щедро рассыпал благодарности. Естественно, словесные.

Спохватился в одинадцать часов…

– Прости, Ахмет, телка ожидает. Горячая телка, понимаешь? Обнимет – райское блаженство, прижмется грудками – в ангела превращаешься. Шестнадцать годков всего, самый смак…

Ахмет завистливо кивал. Про себя презрительно думал: старый мерин, тебе ли слюнявить пухленькое тело малолетки? Заберет Аллах старика к себе, Ахмет обязательно подкатится к Томке, покажет ей разницу между стариком и молодым резвым «скакуном» чистых кровей.

– Поезжай, босс, побалуйся, отдохни, – сладко улыбаясь, посоветовал он. – Завтра продолжим базар… Умно придумали глупые русаки: утро вечера мудреней.

Ганс последовал доброму совету…

Когда любовник вбежал в квартиру, Тамара повисла у него на шее. Прижалась, раскрыла губки.

– Наконец то, мой джигит! Истосковалась, невесть какие ужасы лезут в голову…

Говорит, а сама работает детскими пальчиками. Ищет под рубашкой «эрогенные» точки, щекочет их, целует. Подруга сказала: ни один мужик не устоит. А уж Верка толк в сексе знает, не под одного одноклассника ныряла.

– Дела, пичужка, дела. Мужские проблемы, не стоит тебе мусорить ими мозги, – возбужденно сюсюкал любовник, задирая короткий халатик и жадно ощупывая упругую попку. – До самого утра не уснем, да? Будь моя воля, вообще бы с тебя не слазил, периночка… Сейчас поужинаем и – в кроватку, да?

– Только и знаешь – в кроватку да в кроватку, – закапризничала девчонка. – Надоело.

– Ты права, да, права, крошка. Жарко, душно. Мозги размягчаются,

мышцы слабеют. Лучше посидим на балконе, подышим воздухом, поласкаемся…

Вах, как хорошо, да? Умница ты моя! Но сначала подзакусим. Заработался я, понимаешь, забыл о шашлыке.

Обычная тема, повторяемая каждый вечер. Тамара разочарованно завздыхала – ничего интересного. К тому же, щекотка эрогенных точек не помогла – Витенька все еще не готов к «употреблению». А Клавка твердит: нераскочегаренный мужик сродни недожаренному мясу – нес"едобный и безвкусный.

Ганс, не убирая дрожащей руки из под подола телки, прошел в комнату. Увидел накрытый стол, цветы в вазах, вкусную закуску, бутылки коньяка и водки, расчувстввался.

– Ай, какая у меня хозяюшка, ай, какая умная, заботливая… Дай поцелую, красавица… Нет, не в губы, пичужка, они уже испробованы – грудку давай, правую потом левую.

Изобразив смущение, девчонка расстегнула халат.

После апробации аппетитных холмиков Ганс принялся за еду.

– Все, насытился, спасибо тебе, теленочек, – отодвинулся он от едва потревоженного стола. – Посидим на балконе, подышим свежим воздухом и – на боковую, да?

– Как скажешь, бычок, – рассмеялась школьница. – Давай подышим…

Ганс взял девицу на руки, вынес на балкончик, уселся в специально поставленное кресло. Тамара привычно устроилась на мужских коленях, снова занялась поисками эрогенных зон. Настроение улучшилось. Возбудит она Витеньку, побалуется с ним и – на тебе, дорогая ягодка, колечко с бриллиантиком.

Собков с интересом наблюдал редкую картину потешного секса. Сколько лет «папаше»? Не меньше пятидесяти. А «дочке» – пятнадцать шестнадцать. Солидная разница. О страстной любви телки можно не говорить – смешно. А вот для партнера – последний «взлет».