Одноногий полковник развел руками:

— Так — то же для дела. Конечно, не против. Только я бы сделал несколько отрядов в мундирах гвардейцев или ещё каких екатерининских частей. Дабы те впереди основного конного войска шли и гонцов отлавливали. Этак можно будет совсем внезапно на Москву напасть.

Мысль была дельная, а главное уже опробованная в деле и народ погрузился в обсуждение деталей предстоящего похода длинной более чем в триста верст. А меня отманили в сторону Шешковский и Хлопуша.

— Ну что у вас такого тайного? — Недовольно проворчал я.

Хлопуша кивком дал слово Шешковскому и тот тихим, заговорщицким голосом начал:

— Государь, людишки наши в Москве…из свейских казачков докладывают шифром. Дескать Павел то, почти без охраны по городу ездит. Можно перенять при желании.

— Для чего? — я внимательно посмотрел на дьяка Тайного приказа

— А это как прикажешь, царь — батюшка — ещё больше понизил голос Шешковский — Можно в полон забрать. А можно и того…

Степан Иванович замялся, и покосился на Хлопушу. Тот не стал юлить и прогудел:

— Петр Федорович, да никто об этом салтыковском отродье не всплакнет ежели тот помрет. А немке точно конец. Ежели сына, наследника престоле не уберегла — какое такое ее право на Россию? Никакого! После конфузии Орлова — ее головку саму на блюдечке нам привезут питерские тузы.

Тонко стелют мои опричники. Сработались, судя по всему. И дескать не сына убиваю, а бастарда от любовника Екатерины. Да еще с прицелом на мать.

— Так что прикажешь, царь — батюшка? — Шешковский умильно заглянул в лицо. — Мы своих людишек к Мясникову придадим и те все сделают в лучшем виде.

Вот не терпится ему. Убьет отец сына — все, отступать некуда, повязан кровью.

— Не простит мне Господь сие злодейство — покачал я головой — Ежели сынок сам приедет, покается и присягнет… Одно дело. Писано ему был уже об сем. Сами знаете. Ну а нет… На нет и суда нет.

* * *

Оставив Шешковского с Хлопушей на улице, я вернулся за стол. Генералы спорили у расстеленной карты куда посылать войска. Кроме Москвы, надо было захватить крупнейшие русские города — Ярославль, Рязань…В беседу я вступить не успел. За окном раздался истошный крик «Пожар! Горим!!»

Закричала в сенцах хозяйка дома, народ кинулась на улицу. За ней выскочили Жан, прислуга. А вслед за ними уже и мы с генералами. Тот час же рядом нарисовалась пара казаков из моей личной охраны. Федор Коробицын слева и Егор Кулик справа. Это были мои «побратимы» из тех, с которыми я вместе яд пил. Увы, но после этого покушения, Никитин просто помешался и не давал мне шагу ступить без сопровождающих. Хотя в середине лагеря своей собственной армии мне это казалось излишним.

На улице уже стемнело. Луна мутным пятном подсвечивала облака, но никакого света не давала. На берегу Оки, недалеко от дома, свечой полыхала крыша мельницы. В бликах огня видна была суета людей, вокруг постройки, отгоняющих возы и оттаскивающих какие — то вещи. Истошно голосила мельничиха.

Постройку, конечно, было уже не спасти. Пламя вырывалось из окошек в районе механизма и перекинулось на крылья. Видимо стопор от огня выпал и крылья пришли в движение разгораясь на ходу. Зрелище вращающегося горящего креста на меня подействовало завораживающе.

Хлесткий звук выстрела прервал наваждение. На меня обрушился один из охранников сбивая с ног. Ещё в полете я попытался извернуться на встречу опасности.