Но смертельного удара не последовало. Принявший выстрел Кулик успел голой рукой сбить выпад и я даже услышал стук кости по клинку. На меня полетели брызги крови из рассеченной руки моего охранника. Смертоносная полоса стали уткнулась в землю рядом с моей головой и ее тут же отбила в сторону чья то нога. На нападавшего же навалились казаки не давая сделать второго удара. Он орал и пытался раскидать их. Но тщетно. Его повалили на землю и начали, хекая, бить ногами.

Ко мне кинулось Шешковский и Хлопуша. Они стащили с меня хрипящего и булькающего Кулика, принялись ощупывать и осматривать. Я отмахнулся.

— Нормально все со мной. Что с Егором?

Хлопуша склонился над раненым, вздохнул:

— Отходит уже. Пуля в грудь попала. С этим не выживают.

Я застонал от бессилия. А Хлопуша опустился рядом с казаком на колени и начал по памяти, нараспев читать:

— Господи, Иисусе Христе Сыне Божий, заступи, спаси, помилуй и сохрани Боже, Твоею благодатию душу раба Твоего Егория, и грехи юности и неведения его не помяни, и даруй ему кончину христианску, непостыдну и мирну …

Рядом с Хлопушей встал Шешковский, остальные казаки моей охраны. Я поднялся с земли и тоже присоединился к ним. После того как Афанасий закончил недлинный текст Кулик затих. Мой тайник закрыл его глаза, перекрестился и поднялся с колен.

— Государь, ты не печалуйся. Он сейчас прямиком в рай отправился ибо отвести от тебя верную смерть это Господу было угодно. И деяние это будет вознаграждено в жизни вечной.

Мы постояли ещё какое — то время думая о вечном.

— Братцы, — обратился я к казакам, — позаботьтесь о нем.

Казачки угрюмо кивнули. Я повернулся в сторону Подурова и прочих, что заканчивали вязать нападавшего. Сознание от побоев он потерял и его голова безвольно болталась при манипуляциях очень злых офицеров. Я подошел поближе, пинком перевернул тело на спину и вгляделся. Что то подозрительное мне почудилось в его облике.

Я наклонился и сильно дернул за бороду. Она осталась у меня в руке. После того как физиономию нападавшего освободили от столь же фальшивых усов и оттерли от крови, сажи и муки, перед нами предстал Григорий Орлов собственной персоной. Только не золоченом камзоле, а в крестьянском платье.

— А мы то его вдоль всей Оки ищем. А он змей подколодный вона что задумал. Государя убить. Небось и пожар его рук дело. Вот ведь гнида!

Подуров матерно выругался и от души заехал сапогом по почкам лежащего на земле фаворита. От удара тот дернулся, застонал и открыл глаза. Некоторое время он таращился бессмысленным взглядом, но скоро осознал реальность, сплюнул слюну вперемешку с кровью и зарычал от бессильной злобы.

— Урроды! Твари! Ненавижу!

Его снова принялись бить, и я не стал мешать моим людям. Только бросил им: «Не убейте ненароком».

Мне стало любопытно, откуда у Орлова реквизит театральный под рукой оказался. Я осмотрел бороду, что все еще держал в своей руке и чуть не отбросил ее прочь. В свете факела стали заметно что это чей — то скальп. Было видно что резали неаккуратно, прихватывая мясо и портя кожу. Я ткнул скальпом в лицо скорчившемуся фавориту.

— Это чья борода?

Тот оскалился, сплюнул еще раз кровь и ответил.

— Мельника какого — то. Обноски тоже его. А сам он сейчас зажаривается наверно уже.

Он мотнул головой в сторону горящей мельницы и хрипло захохотал.

Рядом снова завыла хозяйка мельницы, казаки вновь принялись лупить фаворита.