Карфаген, Мегара, ее дом, ее опочивальня и места, по которым она ехала,
проносились в ее памяти несвязными и в то же время ясными картинами. Но
то, что произошло, отделяло ее бездной от всего минувшего.
Гроза утихала; редкие капли дождя стучали по кровле палатки, раскачивая
ее.
Мато спал, как пьяный, вытянувшись на боку, и одна рука его спустилась
с края ложа. Жемчужная перевязь слегка отодвинулась и обнажала его лоб,
улыбка раздвинула зубы. Они сверкали, оттененные черной бородой, и
полузакрытые глаза выражали тихую, почти оскорбительную радость.
Саламбо глядела на него, не двигаясь, опустив голову и скрестив руки.
Ей бросился в глаза кинжал, лежавший у изголовья на кипарисовой ветке;
при виде сверкающего лезвия в ней вспыхнула жажда крови. Издали, из мрака
доносились жалобные голоса, призывавшие ее к действию, подобно хору духов.
Она подошла к столу и схватила кинжал за рукоятку. Шорох ее платья
разбудил Мато; он полуоткрыл глаза, и губы его приблизились к ее руке;
кинжал упал.
Раздались крики; страшный свет вспыхнул за палаткой. Мато отдернул
холст, и они увидели пламя, окутавшее лагерь ливийцев.
Горели их камышовые хижины; стебли, извиваясь, трескались в дыму и
разлетались, как стрелы; на фоне багрового горизонта мчались обезумевшие
черные тени. Раздавались вопли людей, оставшихся в хижинах; слоны, быки и
лошади метались среди толпы, давя ее вместе с поклажей и провиантом,
который вытаскивали из пламени. Раздавались звуки труб и крики: "Мато!
Мато!" Прибежавшие люди хотели ворваться в палатку.
- Выходи! Гамилькар поджег лагерь Автарита!
Мато выскочил одним прыжком. Саламбо осталась одна.
Тогда она стала рассматривать заимф и удивилась, что не чувствует того
блаженства, о котором когда-то грезила. Мечта ее осуществилась, а ей было
грустно.
Низ палатки поднялся, и показалось чудовище. Саламбо различила сначала
только глаза и длинную белую бороду, свисавшую до земли; тело, путаясь в
отрепьях рыжей одежды, ползло по земле; при каждом движении вперед обе
руки вцеплялись в бороду и снова опускались. Таким образом чудовище
доползло до ее ног, и Саламбо узнала старика Гискона.
Для того чтобы давнишние пленники не могли бежать, наемники
переламывали им ноги железными палками, и они погибали, сбившись в кучу во
рву, среди нечистот. Более выносливые, услышав звон посуды, приподнимались
и кричали; так, высунувшись из рва, Гискон увидел Саламбо. Он угадал в ней
карфагенянку по маленьким шарикам из сандастра, которые ударялись о
котурны. В предвидении какой-то важной тайны он с помощью товарищей вылез
из рва. Потом, двигая руками и локтями, он прополз двадцать шагов и
добрался до палатки Мато; Оттуда раздавалось два голоса. Он стал
прислушиваться и все услышал.
- Это ты? - сказала она, наконец, охваченная ужасом.
Приподнимаясь на ладонях, он ответил:
- Да, я! Все, вероятно, думают, что я умер?
Она опустила голову. |