|
.. - Когда я впервые отправился в Женеву, - сказал сэр Уолтер, - я не представлял себе, как мало там можно повлиять на основы современного мышления. Я не знал, как решительно сопротивляется ныне существующий патриотизм росткам интернационального сознания. Мне казалось, эти чувства могут постепенно уступить место соревнованию в великодушии: кто лучше послужит человечеству? Но пока мы в Женеве пытаемся установить вечный мир на земле, каждый учитель и каждый кадетский корпус в Англии, каждая школа во Франции воспитывают новое поколение так, что сводят на нет наши усилия; они делают все возможное, чтобы вернуть юные и великодушные умы назад, к разбитым вдребезги заблуждениям патриотизма военного времени... И, как видно, во всем мире происходит то же самое. Молодой американец, робея в присутствии старших, только и осмелился промычать что-то в знак протеста, словно спящий, которого потревожили, но не разбудили. Этим он давал понять, что к его родине сказанное не относится. - Итак, - произнес мистер Парэм, изображая на лице улыбку, но против воли его левая ноздря ехидно подергивалась, - ради этой вашей новой, грядущей цивилизации вы для начала закрыли бы наши школы? - Он хочет изменить их, - поправил сэр Басси. - Стало быть, надо выбросить на свалку школы, колледжи, церкви, университеты, армию и флот, национальные флаги и честь и начать строить золотой век на пустом месте, - съязвил мистер Парэм. - А почему бы и нет? - спросил сэр Басси, и в голосе его вдруг прозвучала угроза. - Вот именно, - сказал Хэмп с таким многозначительным видом, словно его пустяковое замечание открывает собою новую эру (секретом этой многозначительности владеют одни лишь американцы). - А почему бы и нет ? Очень многие из нас не решаются сказать эти вслух. Сэр Басси, этими словами вы определили самую суть дела. А почему бы и нет? И оратор обвел присутствующих пристальным взглядом серых глаз, казавшихся огромными за стеклами очков; на его щеках проступил румянец. - Выбросили же мы на свалку лошадей и кареты, выбрасываем сейчас угольные камины и газовые рожки, мы покончили с последними деревянными кораблями, мы научились видеть и слышать то, что происходит на другом полушарии, научились делать тысячи вещей - тысячи чудес, сказал бы я, - которые сто лет назад были немыслимы. А что, если и государственные границы тоже устарели? Что, если рамки национальной культуры и национального государства стали тесны? Почему мы должны сохранять школы и университеты, которые служили целям наших прадедов, и систему управления, которая была последним словом государственного устройства полтораста лет тому назад? - Потому, я полагаю, - произнес мистер Парэм, обращаясь к вазе с цветами, стоящей перед ним на столе, так как больше никто его не слушал, - потому, я полагаю, что отношения между людьми не имеют ничего общего с механическими операциями. - Не вижу причины, почему бы в области психологии не могло быть изобретений точно так же, как в области химии и физики, - заметил Кемелфорд. - Ваш всеобщий мир, если разобраться, - это вызов самым незыблемым установлениям человечества, - сказал мистер Парэм. - Установлениям древним, выдержавшим испытание временем. Установлениям, которые сделали человека тем, что он есть. Вот вам и причина. - Установления человечества, - со спокойной уверенностью возразил Кемелфорд, - ровным счетом так же незыблемы, как пара штанов, и не более того. |
