– Ужасает сама мысль, что такому человеку придется умереть за нас.

– За всех нас умирать ему не придется. Я тоже собираюсь отправиться на «Ангелине». И Ван Гельдер.

Хокинс поставил бокал на стол и уставился на Тальбота.

– Да вы понимаете, о чем говорите? Вы потеряли чувство реальности! Или, может, вы сошли с ума? И вы, и Ван Гельдер. Совсем уже чокнулись?

– Ван Гельдер настаивает на том, чтобы ему разрешили отправиться в путь на «Ангелине», я присоединяюсь к его просьбе. Вот и все.

– Я категорически запрещаю это.

– При всем моем глубочайшем к вам уважении, адмирал, должен заметить, что вы ничего не можете мне запретить. Неужели вы действительно думаете, что я позволю ему отправиться туда одному и погибнуть? Хочу напомнить, что я командир данного корабля и что в море никто, даже адмирал, не имеет права отдавать мне приказы, наносящие вред моему кораблю.

– Это нарушение субординации! – Хокинс взмахнул рукой, в которой держал бокал с соком, и добавил: – Есть ли что‑нибудь посильнее?

– Разумеется. – Тальбот подошел к каютному бару и приготовил напиток, а адмирал в это время смотрел в пространство, словно изучал какую‑то невидимую точку. – Большой скотч с водой. Безо льда.

– Благодарю вас.

Что‑то бормоча себе под нос, Хокинс одним залпом осушил чуть ли не полбокала.

– Впрочем, – заметил Тальбот, – на рее меня никто не повесит. Да и рей этот мой. Вы не видели Ангелину – я имею в виду не люгер, а жену профессора Уотерспуна. Еще увидите. Я пригласил их к нам на ланч. Молодая, довольно красивая, с прекрасным чувством юмора и зациклившаяся на своем муже. А что ей остается? Невольно зациклишься. Может, ей и не хочется этого делать, но она вынуждена отправиться в путь вместе с ним, а заодно и с бомбой, которая будет спокойно себе почивать на люгере.

– Уверен, мне доставит удовольствие знакомство с ней. – Хокинс еще раз приложился к бокалу. – Как мы поступим в сложившейся ситуации?

– После того как на люгер будет водружена бомба, госпожа Уотерспун дальше не поедет. И профессор тоже, а возможно, и два члена его команды. Все они останутся на борту «Ариадны». Уотерспуна, конечно, придется принудить силой. Мы с Ван Гельдером отправимся на «Ангелине» на юг, через пролив Касос. Двух медалей будет вполне достаточно.

Хокинс какое‑то время молчал, а затем спросил:

– Куда вы собираетесь прицепить медали, когда будете кружить над землей в парообразном состоянии?

– Я сразу двух проблем не решаю. Главное, чтобы с нами не было девушек.

– Господи, конечно. Я бы никогда себе этого не простил. Даже подумать страшно. Интересно...

– На «Ангелине» нет места для трех героев. И потом, кому‑то надо довести «Ариадну» до дома. Надеюсь, вы не разучились командовать кораблем. Ну ладно, с "Ангелиной, все ясно. Теперь, что будем делать с «Килчарраном»? Я только что разговаривал с капитаном Монтгомери. У него уже все готово к подъему. Он считает, что благодаря понтонам бомбардировщик имеет нулевую плавучесть. Еще минут двадцать, от силы тридцать – и он начнет его подъем. Вы не должны пропустить такой момент, сэр.

– Конечно, конечно. Может, это последнее, что мне доведется увидеть на белом свете.

– Очень надеюсь, что до такого не дойдет, сэр. Кроме люгера и подъема бомбардировщика перед нами еще три задачи. Во‑первых, выяснить, как отреагировал президент на наше послание, которое мы передали через наше посольство в Вашингтоне.